…«Снега, если ты помнишь, в тот год не было совсем. И решение отправиться после зимней сессии в горы, чтобы научиться кататься на лыжах, было, думаю, не самым удачным. Единственным оправданием служила цена путевок, которые институтский профком предлагал по 13 советских рублей с человека.Конечно, в другое время — ни за тринадцать рублей, ни вовсе даром — я бы на эту Богом забытую турбазу не поехала. Но в ту зиму было по большому счету все равно, с кем и куда ехать. Лишь бы не сидеть дома и не пялиться в потолок, в стотысячный раз перебирая в уме каждое слово из последнего разговора, после которого он больше уже не пришел… Итак, ты, всегда бывшая в роли инициатора, предложила ехать, а я, вечно ведомая, как всегда, согласилась.Тебя, спокойно воспринимавшую предлагаемые обстоятельства, бытовые неудобства никогда не пугали. Признаюсь, всегда завидовала этой твоей способности с ходу адаптироваться к любой ситуации и получать удовольствие от жизни даже там, где удовольствие давно занесено в красную книгу. Вот и на этой базе, встретившей нас холодом убогих комнатушек в корпусе с печным отоплением, ты тут же освоилась со спартанской обстановкой. А когда перезнакомилась почти со всеми членами туристической группы, состоявшей в большинстве своем из студентов и аспирантов краснодарских вузов, быстро нашла того, кто будет носить твой рюкзак. Кажется, первый день, вернее ту его небольшую часть, что осталась от многочасовой тряски в стареньком «Икарусе», мы потратили на обустройство. Еще один — на то, чтобы обследовать небольшой поселок у подножья горной страны, которую за обилие карстовых пещер, каньонов, водопадов и вершин странноватой формы иногда называют местной Шамбалой. Потоптавшись вечером в столовке под «итальянцев», Bad Boys Blue и Кузьмина, обитатели базы зароптали. Вопрос, обращенный к организаторам отдыха, был вполне обоснованным: «Где, собственно, мы будем кататься на лыжах, если все близлежащие склоны покрыты густой травой, зеленеющей, словно всходы озимых?». …Напрасно я думала, что хуже, чем на этой базе, быть уже не может. Приют на горе Хацавита, переход к которому занял почти весь день, разубедил в этом. Понимаю, что мне, жительнице южных равнин, больше всего предпочитающей валяться с книжкой на солнышке, не нужно было идти в горы с людьми, которые красоту природы ценят гораздо выше комфорта. И все же: нары вместо кроватей в финском домике, разделенном огромной печью, — это было слишком! Но ты, еще раз изумив меня уровнем неприхотливости (или, может быть, неистребимого жизнелюбия), пришла в полный восторг и даже решила остаться на второй поток! И это при том, что умываться нужно было в ручье, покрывавшемся к утру корочкой льда, которую сначала нужно было разбить, чтобы приступить к водным процедурам. Готовили по очереди, установив дежурство, благо продуктами, и очень, как ты помнишь, хорошими, нас снабдили с лихвой. Инструкторы — не слишком приветливые и всегда державшиеся особняком карачаевцы — после завтрака вели группу на склон, где снега было достаточно для спуска на лыжах. У тебя сразу что-то начало получаться, для меня же урок, где учили правильно падать, стал единственным усвоенным. Вернувшись в приют с отбитой и отмороженной задницей, я была готова делать что угодно — готовить, топить печь, носить воду из ручья — только бы не тащиться на склон. …Этот человек возник, казалось, ниоткуда, когда я, справившись с обязанностями дежурного, бродила по опустевшему приюту, собирая с кустов какие-то ягоды. — Не вздумай их есть — ядовитые. Обернулась на голос: парень в штормовке, наподобие тех, что выдали всем нам перед восхождением. На лицо с характерным горным загаром надвинут капюшон, легкая усмешка за усами, но глаза не смеются. «Он не из нашей группы», — подумала, не успев испугаться, и он, тут же повторил мои мысли вслух. — Я не из вашей группы, а руки нужно вымыть. Мы спустились к ручью, где я вымыла руки с мылом, причем, следуя его рекомендациям, намыливала их два раза, пока мой нежданный спаситель рассказывал о тех мучениях, которые ожидали бы меня, вздумай я съесть ягоды. Надо сказать, он вообще очень интересно рассказывал: про здешние места, окруженные тайнами и легендами, каждая из которых непременно заканчивалась гибелью главных героев: то девушка бросится со скалы, то юноша утонет в горном потоке. Я спросила: — А без смертоубийства нельзя?— Можно, но истории с грустным концом легче запоминать, — ответил он.— Запоминать для чего?— Для того, чтобы рассказывать туристам.— А ты экскурсовод, что ли?— Я?! — он засмеялся, потом смех неожиданно скатился в минор, — ну, что-то типа того. Вскоре меня позвали: пора было готовить ужин для наших горнолыжников, которые вот-вот должны были вернуться со склона. Я крикнула, что уже иду, и, попрощавшись с новым знакомым, поспешила к своим поварским обязанностям. Вдруг вспомнила, что даже не знаю, как его зовут, обернулась спросить, но уже никого не было. — Не знаете, что это за парень? — спросила у наших.— Какой парень?— В смысле, какой? Тот, что стоял рядом со мной — вон там!— Шутишь, подруга, ты уже полдня одна здесь бродишь! — сказал Алексей, пятикурсник из сельхоза, оставшийся чтобы помочь нам с печкой, а заодно побродить с фотоаппаратом по окрестностям. Алексей, помимо того что был опытным туристом и обладателем фотокамеры «Зенит», по вечерам любил рассказывать страшные истории: про горную деву или черного альпиниста, который у него то являлся в роли спасителя, предупреждая об опасности, то выступал зловещей фигурой, появление которой предвещало беду. Так что, сделав страшные глаза и понизив голос, он и в этом случае не упустил возможности помянуть любимого персонажа. — Может, это черный альпинист к тебе приходил? — отпустил он шутку, и все рассмеялись. Когда вернулась группа, я, опасаясь снова выставить себя на посмешище, осторожно спросила у одного из наших инструкторов, живет ли кто-нибудь в других домиках приюта? — Мы здесь одни, — удивился он вопросу, добавив, что вообще-то была группа студентов из Прибалтики, но им, прибывшим из рая цивилизации, условия проживания не понравились и на следующий же день они вернулись в поселок, закатив местному начальству жуткий скандал. Тебе я ничего не сказала, зная по опыту, что в разгар очередного романа ты была не в состоянии воспринимать информацию, не относящуюся к предмету, тебя занимавшему. Тем чуднее, что я и сейчас, когда пишу это письмо, помню, что твоего тогдашнего воздыхателя звали Сашей. А ты, дав ему отставку сразу по прибытии домой, забыла имя уже через неделю. Впрочем, так происходило в каждую нашу поездку. И это была еще одна твоя удивительная особенность.Я решила рассказать обо всем позже, но случилось то, что не позволило этого сделать. Вскоре после возвращения в город Алексей, наш добровольный фотохроникер, как обещал, собственноручно раздал всем участникам группы фотографии. В стопке, предназначенных мне, были снимки, сделанные на территории приюта в тот самый день: я собираю ягоды, я мою руки в ручье, я брожу между молодыми елками — и везде абсолютно одна… Почему я пишу об этом сейчас? Вынуждена это сделать, так как впервые в жизни отказалась ехать за тобой на край света, а точнее — в горы, в ту самую Шамбалу, где мне встретился странный, никем не замеченный парень, и куда ты снова решила отправиться, любезно пригласив меня с собой. Я не хочу, чтобы обида, промелькнувшая в твоих глазах, испортила нашу многолетнюю дружбу. И решила все объяснить. Он появился снова. Я сидела в первом ряду в аудитории и затылком ощущала чей-то пристальный взгляд. А еще холод, просто ледяной холод и страх. Хочу обернуться, но в этот момент слышу позади себя голос, с ужасом понимая, кому он принадлежит. Тому самом парню, которого Алексей в шутку назвал черным альпинистом. Я, конечно же, не помню, как в действительности должен звучать его голос, но во сне (ах, да, забыла сказать, что это было во сне) — во сне все не так, как в реальности. Во сне всегда знаешь, кто именно тебе встретился, даже если не разглядел лица. — Ты не должна туда возвращаться, — сказал он и что-то вложил мне в руку. Я опускаю глаза и вижу бусы: на нитку нанизаны небольшие шарики из красных ягод — тех самых, что по незнанию собирала тогда в горах. Внезапное пробуждение, как рывок из другой реальности, спровоцировал стук в дверь. Ты тихонько барабанила пальцами тем условным постукиванием, каким мы, обитатели студенческого общежития, всегда давали знать — пришел свой. Представляю, как ты удивилась (и обиделась, конечно), когда я без каких-либо разумных объяснений наотрез оказалась ехать. Я слушала твои доводы «за», опустив глаза, уставившись, как завороженная, в пол, где внизу, прямо у твоих ног, что-то краснело. Когда ты ушла, я смела веником и выбросила в мусорное ведро пару красных ягод, которым здесь неоткуда было взяться.Теперь ты знаешь, что…» — На этом месте письмо, найденное в вещах, оставленных на турбазе членами пропавшей без вести группы, обрывалось. От последнего листа был оторван край. Буквы на других кое-где поплыли от влаги — письмо явно использовали в качестве подставки под кружку с чаем. Туристов, ушедших с базы на дальний склон аккурат перед тем, как с него обрушилась снежная лавина, накрыв горный лагерь, оборвав линии связи и заблокировав дорогу, так и не нашли. Вещи позже передали родным, а письмо, поскольку ни адресат, ни отправитель известны не были, вручили мне, зная, что я собираю всякие такие истории, — закончил свой рассказ экскурсовод, водивший группу скучающих туристов по местным достопримечательностям. — Почему у вас на Кавказе сюжеты всех легенд непременно трагичны? — спросила одна из отдыхающих.— Истории с грустным концом легче запоминать, — ответил он.[[SAKURA{«type»:»thumb»,»id»:29382,»alt»:»»}]] …«Снега, если ты помнишь, в тот год не было совсем. И решение отправиться после зимней сессии в горы, чтобы научиться кататься на лыжах, было, думаю, не самым удачным. Единственным оправданием служила цена путевок, которые институтский профком предлагал по 13 советских рублей с человека.Конечно, в другое время — ни за тринадцать рублей, ни вовсе даром — я бы на эту Богом забытую турбазу не поехала. Но в ту зиму было по большому счету все равно, с кем и куда ехать. Лишь бы не сидеть дома и не пялиться в потолок, в стотысячный раз перебирая в уме каждое слово из последнего разговора, после которого он больше уже не пришел… Итак, ты, всегда бывшая в роли инициатора, предложила ехать, а я, вечно ведомая, как всегда, согласилась.Тебя, спокойно воспринимавшую предлагаемые обстоятельства, бытовые неудобства никогда не пугали. Признаюсь, всегда завидовала этой твоей способности с ходу адаптироваться к любой ситуации и получать удовольствие от жизни даже там, где удовольствие давно занесено в красную книгу. Вот и на этой базе, встретившей нас холодом убогих комнатушек в корпусе с печным отоплением, ты тут же освоилась со спартанской обстановкой. А когда перезнакомилась почти со всеми членами туристической группы, состоявшей в большинстве своем из студентов и аспирантов краснодарских вузов, быстро нашла того, кто будет носить твой рюкзак. Кажется, первый день, вернее ту его небольшую часть, что осталась от многочасовой тряски в стареньком «Икарусе», мы потратили на обустройство. Еще один — на то, чтобы обследовать небольшой поселок у подножья горной страны, которую за обилие карстовых пещер, каньонов, водопадов и вершин странноватой формы иногда называют местной Шамбалой. Потоптавшись вечером в столовке под «итальянцев», Bad Boys Blue и Кузьмина, обитатели базы зароптали. Вопрос, обращенный к организаторам отдыха, был вполне обоснованным: «Где, собственно, мы будем кататься на лыжах, если все близлежащие склоны покрыты густой травой, зеленеющей, словно всходы озимых?». …Напрасно я думала, что хуже, чем на этой базе, быть уже не может. Приют на горе Хацавита, переход к которому занял почти весь день, разубедил в этом. Понимаю, что мне, жительнице южных равнин, больше всего предпочитающей валяться с книжкой на солнышке, не нужно было идти в горы с людьми, которые красоту природы ценят гораздо выше комфорта. И все же: нары вместо кроватей в финском домике, разделенном огромной печью, — это было слишком! Но ты, еще раз изумив меня уровнем неприхотливости (или, может быть, неистребимого жизнелюбия), пришла в полный восторг и даже решила остаться на второй поток! И это при том, что умываться нужно было в ручье, покрывавшемся к утру корочкой льда, которую сначала нужно было разбить, чтобы приступить к водным процедурам. Готовили по очереди, установив дежурство, благо продуктами, и очень, как ты помнишь, хорошими, нас снабдили с лихвой. Инструкторы — не слишком приветливые и всегда державшиеся особняком карачаевцы — после завтрака вели группу на склон, где снега было достаточно для спуска на лыжах. У тебя сразу что-то начало получаться, для меня же урок, где учили правильно падать, стал единственным усвоенным. Вернувшись в приют с отбитой и отмороженной задницей, я была готова делать что угодно — готовить, топить печь, носить воду из ручья — только бы не тащиться на склон. …Этот человек возник, казалось, ниоткуда, когда я, справившись с обязанностями дежурного, бродила по опустевшему приюту, собирая с кустов какие-то ягоды. — Не вздумай их есть — ядовитые. Обернулась на голос: парень в штормовке, наподобие тех, что выдали всем нам перед восхождением. На лицо с характерным горным загаром надвинут капюшон, легкая усмешка за усами, но глаза не смеются. «Он не из нашей группы», — подумала, не успев испугаться, и он, тут же повторил мои мысли вслух. — Я не из вашей группы, а руки нужно вымыть. Мы спустились к ручью, где я вымыла руки с мылом, причем, следуя его рекомендациям, намыливала их два раза, пока мой нежданный спаситель рассказывал о тех мучениях, которые ожидали бы меня, вздумай я съесть ягоды. Надо сказать, он вообще очень интересно рассказывал: про здешние места, окруженные тайнами и легендами, каждая из которых непременно заканчивалась гибелью главных героев: то девушка бросится со скалы, то юноша утонет в горном потоке. Я спросила: — А без смертоубийства нельзя?— Можно, но истории с грустным концом легче запоминать, — ответил он.— Запоминать для чего?— Для того, чтобы рассказывать туристам.— А ты экскурсовод, что ли?— Я?! — он засмеялся, потом смех неожиданно скатился в минор, — ну, что-то типа того. Вскоре меня позвали: пора было готовить ужин для наших горнолыжников, которые вот-вот должны были вернуться со склона. Я крикнула, что уже иду, и, попрощавшись с новым знакомым, поспешила к своим поварским обязанностям. Вдруг вспомнила, что даже не знаю, как его зовут, обернулась спросить, но уже никого не было. — Не знаете, что это за парень? — спросила у наших.— Какой парень?— В смысле, какой? Тот, что стоял рядом со мной — вон там!— Шутишь, подруга, ты уже полдня одна здесь бродишь! — сказал Алексей, пятикурсник из сельхоза, оставшийся чтобы помочь нам с печкой, а заодно побродить с фотоаппаратом по окрестностям. Алексей, помимо того что был опытным туристом и обладателем фотокамеры «Зенит», по вечерам любил рассказывать страшные истории: про горную деву или черного альпиниста, который у него то являлся в роли спасителя, предупреждая об опасности, то выступал зловещей фигурой, появление которой предвещало беду. Так что, сделав страшные глаза и понизив голос, он и в этом случае не упустил возможности помянуть любимого персонажа. — Может, это черный альпинист к тебе приходил? — отпустил он шутку, и все рассмеялись. Когда вернулась группа, я, опасаясь снова выставить себя на посмешище, осторожно спросила у одного из наших инструкторов, живет ли кто-нибудь в других домиках приюта? — Мы здесь одни, — удивился он вопросу, добавив, что вообще-то была группа студентов из Прибалтики, но им, прибывшим из рая цивилизации, условия проживания не понравились и на следующий же день они вернулись в поселок, закатив местному начальству жуткий скандал. Тебе я ничего не сказала, зная по опыту, что в разгар очередного романа ты была не в состоянии воспринимать информацию, не относящуюся к предмету, тебя занимавшему. Тем чуднее, что я и сейчас, когда пишу это письмо, помню, что твоего тогдашнего воздыхателя звали Сашей. А ты, дав ему отставку сразу по прибытии домой, забыла имя уже через неделю. Впрочем, так происходило в каждую нашу поездку. И это была еще одна твоя удивительная особенность.Я решила рассказать обо всем позже, но случилось то, что не позволило этого сделать. Вскоре после возвращения в город Алексей, наш добровольный фотохроникер, как обещал, собственноручно раздал всем участникам группы фотографии. В стопке, предназначенных мне, были снимки, сделанные на территории приюта в тот самый день: я собираю ягоды, я мою руки в ручье, я брожу между молодыми елками — и везде абсолютно одна… Почему я пишу об этом сейчас? Вынуждена это сделать, так как впервые в жизни отказалась ехать за тобой на край света, а точнее — в горы, в ту самую Шамбалу, где мне встретился странный, никем не замеченный парень, и куда ты снова решила отправиться, любезно пригласив меня с собой. Я не хочу, чтобы обида, промелькнувшая в твоих глазах, испортила нашу многолетнюю дружбу. И решила все объяснить. Он появился снова. Я сидела в первом ряду в аудитории и затылком ощущала чей-то пристальный взгляд. А еще холод, просто ледяной холод и страх. Хочу обернуться, но в этот момент слышу позади себя голос, с ужасом понимая, кому он принадлежит. Тому самом парню, которого Алексей в шутку назвал черным альпинистом. Я, конечно же, не помню, как в действительности должен звучать его голос, но во сне (ах, да, забыла сказать, что это было во сне) — во сне все не так, как в реальности. Во сне всегда знаешь, кто именно тебе встретился, даже если не разглядел лица. — Ты не должна туда возвращаться, — сказал он и что-то вложил мне в руку. Я опускаю глаза и вижу бусы: на нитку нанизаны небольшие шарики из красных ягод — тех самых, что по незнанию собирала тогда в горах. Внезапное пробуждение, как рывок из другой реальности, спровоцировал стук в дверь. Ты тихонько барабанила пальцами тем условным постукиванием, каким мы, обитатели студенческого общежития, всегда давали знать — пришел свой. Представляю, как ты удивилась (и обиделась, конечно), когда я без каких-либо разумных объяснений наотрез оказалась ехать. Я слушала твои доводы «за», опустив глаза, уставившись, как завороженная, в пол, где внизу, прямо у твоих ног, что-то краснело. Когда ты ушла, я смела веником и выбросила в мусорное ведро пару красных ягод, которым здесь неоткуда было взяться.Теперь ты знаешь, что…» — На этом месте письмо, найденное в вещах, оставленных на турбазе членами пропавшей без вести группы, обрывалось. От последнего листа был оторван край. Буквы на других кое-где поплыли от влаги — письмо явно использовали в качестве подставки под кружку с чаем. Туристов, ушедших с базы на дальний склон аккурат перед тем, как с него обрушилась снежная лавина, накрыв горный лагерь, оборвав линии связи и заблокировав дорогу, так и не нашли. Вещи позже передали родным, а письмо, поскольку ни адресат, ни отправитель известны не были, вручили мне, зная, что я собираю всякие такие истории, — закончил свой рассказ экскурсовод, водивший группу скучающих туристов по местным достопримечательностям. — Почему у вас на Кавказе сюжеты всех легенд непременно трагичны? — спросила одна из отдыхающих.— Истории с грустным концом легче запоминать, — ответил он.