Первые послевоенные годы. Поселок еще хранил следы оккупации: разгороженные дворы и огороды, побитые осколками многие дома и крыши на них, еще не везде засыпанные огромные воронки от взрывов снарядов и бомб… Раскинувшийся вокруг поселка лес на горных склонах стал единственным поставщиком дров, фруктов и ягод, колючей проволоки, которой местные жители огораживали свои дворы и огороды. Теплом и пропитанием, и стройматериалами щедро снабжал лес людей. Но таил он и много опасностей: попадались минные участки, замаскированные под мхом и сопревшими листьями; неразорвавшиеся бомбы, снаряды, гранаты тоже были не менее опасными. Иногда вместе со взрывом слышался душераздирающей крик, порою и его слышно не было. Волнующие названия гор и ущелий — Узуново, Лысая, Березки, Малый Дыш, Волчьи ворота — влекли нас, мальчишек, как Эльдорадо манило золотоискателей и всякого рода авантюристов. В еще не засыпанных временем блиндажах и окопах находили мы патроны, винтовки, гранаты. Попадались снаряды и бомбы. Их или взрывали, разводя костры, или разряжали, освобождая от взрывателей и взрывчатки. Довольно часто подобные операции заканчивались трагически. Сколько мальчишек погибло или осталось калеками! Безопаснее всего ходить в лес было с Васей. Он, будучи старше многих из нас на два-три года, знал, казалось, устройство любых взрывоопасных болванок. Ощупывая попавшийся очередной незнакомый снаряд, он, с каким-то даже почтением к нему, говорил: — Ого! Здесь, кажется, два взрывателя. Ребятки, отойдите вон за те деревья и пока не высовывайтесь. Я вас потом позову. Через некоторое время он уже махал нам рукой и, утирая выступивший на лбу пот, рассуждал: — Хитрая штуковина. И мощная. Гляньте, сколько толу (тол — взрывчатка, типа динамита — прим авт.) было в ее брюхе. Однажды с Сашкой мы ловили крабов в верхнем течении реки, километрах в четырех от поселка. Под большими плоскими и скользкими камнями их было много. Улов складывали в картонную коробку. Из леса, подступившего прямо к реке, вышли Вася и Жорик, его товарищ. Из холщового мешочка, из пазухи и карманов они выложили на камни свои трофеи: четыре гранаты, шесть брусков тола и несколько сотен патронов. Вася заглянул в коробку. — Ребятки, зачем вы их ловите? В них есть нечего — одни шкорки. Отпустим? Мы кивнули. Вася перевернул коробку, и крабы боком-боком торопливо засеменили к речке. Вася и Жорик искупались. Жорик предложил:— Васек, давай глушанем рыбу. — Не получится, — помедлив секундочку, заметил Вася. — Бикфордова шнура нет. — А мы наверху рванем. А вместо шнура пороховую дорожку высыпем. — Ладно, давай, — не слишком охотно согласился Вася. Нам с Сашкой поручили выбивать пули из патронов, а порох ссыпать в освободившуюся коробку. Сами же нашли довольно большую и плоскую ольховую плаху, на одном ее конце уложили тол и взрыватели, а через всю длину высыпали пороховую дорожку. Когда вся конструкция была готова, Вася приказал: — Ну-ка, ребятки, вон аж за те деревья отойдите. И лучше присядьте.Он поджег дорожку и оттолкнул снаряд от берега. Сам же остался стоять на берегу. Мы отчетливо видели небольшую канавку, в которую он упадет за секунду до взрыва. И вдруг… Нет, такого не должно было случиться! Откуда-то из-за прибрежных деревьев выскочил мальчик лет семи и, на ходу снимая майку, ринулся к воде, как раз к тому месту, где отплывало странное сооружение. Потом мы узнали, что он шел с матерью с огорода, где пропалывали кукурузу, и, обогнав на несколько сот метров мать, решил искупаться, так как день был жарким. Времени, чтобы окликнуть и вернуть его, не оставалось, и Вася без раздумья принял единственное в данной ситуации решение: в несколько прыжков оказался возле мальчишки, повалил его, стараясь погрузить в спасительную глубину. Раздался страшный взрыв. Обоих выбросило на берег. Они были без сознания. Мальчик никаких увечий не получил, отделался контузией. После выписки из больницы осталось только легкое заикание. А Васю целых восемь месяцев резали, штопали, сращивали кости, делали пересадку кожи… Вышел он из больницы инвалидом: кисть левой руки была ампутирована, на правой осталось только два пальца, большой и указательный, левая половина лица была похожа на печеное яблоко — никакие пересадки кожи не смогли скрыть страшного ожога. И характер Васи изменился: в его взгляде навсегда затаилось чувство вины, которое подпитывалось упреками некоторых болтливых женщин: «Себя изуродовал и мальчишку чуть не загубил». Но мы-то знали, мы-то видели, что Вася спас пацаненка… Хотя… Пусть Господь и ему, и нам будет судьей. Учеба в школе у Васи не задалась, и через некоторое время фамилия Левтер уже не значилась в списках учащихся. Он поступил учеником в сапожную мастерскую, смастерил себе довольно удобные и аккуратные протезы на руки и пальцы, научился орудовать молотком и иглой с затянутой в нее дратвой (дратва — прочная просмоленная нить — прим. авт.).Мы с Сашкой после школы поступили в институты. Как-то встретились после окончания первого курса, решили зайти к Васе. Перед входом в мастерскую за небольшим столиком сидела девушка-приемщица. К ней была небольшая очередь. Мы немного замешкались и услышали интересный разговор между принесшими на ремонт обувь женщинами и приемщицей: — Вы только, пожалуйста, мои ботинки к Левтеру. Я вас очень прошу.Девушка с отчаянием в голосе убеждала: — Женщины, дорогие мои! Что вы все к Левтеру, будто у нас других мастеров нет. У Левтера много. Долго ждать придется. — Ничего, подождем. Зато и носиться долго будут. Так что — пожалуйста… Мы зашли в мастерскую. Увидели, как ловко и воодушевленно гнал Вася блестящую гвоздяную строчку по вороненой подошве сапога. Увидев нас, он искренне обрадовался, заулыбался, обнял обоих и стал рассказывать, не давая нам порой возможности отвечать на свои же вопросы. — Спасибо, ребятки, спасибо… Я так рад. Ну, что вы, учитесь? Ты, Санек, геологом будешь? Хорошее дело. А ты, Серега, — юристом? Нам и юристы нужны. А я вот, — он растерянно развел руки, — сапожничаю. — Нам и сапожники нужны, — в тон Васе ответили мы.Выйдя из мастерской, долго шли молча. Потом Сашка задумчиво произнес: — Уважают Васю в поселке. Ценят.Я промолчал, а про себя подумал: именно таких, как Вася, следует уважать и ценить. Они наша совесть. …Спустя неделю после получения письма я приехал в поселок. С Сашкой отправились к Васиной могиле. На еще не осевшем и не заросшем травой холмике — несколько венков и простой деревянный крест с фотографией. Это была, пожалуй, единственная фотография Васи: по вполне понятным причинам он не любил фотографироваться. Этот снимок был сделан для документов. Фотограф хотел повернуть его лицо вполоборота, чтобы менее заметной была левая часть, но Вася не позволил: — Снимайте анфас. Зачем мне фальшивка? Да, не было в его натуре ни подлости, ни фальши. Пусть пухом будет тебе земля, Вася!