… ее вместе с мамой и остальными детьми немцы угнали в плен. Светлые годы детства навсегда похоронены в фашистских концлагерях Освенциме и Майданеке.

Плакать нельзя
«Никогда не думала, что ты выживешь»… А она выжила, всем смертям назло! Несмотря на то, что в шестилетнем возрасте от постоянного недоедания, болезней еще плохо ходила. Несмотря на то, что вконец изношенный организм перестал развиваться, и Тоня до 8 класса стояла на уроках физкультуры в строю последней: не росла… Несмотря на то, что в концлагерях «сожгла» желудок и стала инвалидом. Она не только выжила, но и живет достойной жизнью, родив и воспитав троих детей, в кругу которых, а также среди шести внуков и пяти правнуков, в следующем году отметит свое 80-летие. Уже 25-й год является бессменным председателем Тимашевского районного отделения Российского союза бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей, к слову, самый старейший председатель среди краевых отделений узников. Стала автором книги воспоминаний о концлагерях «Дети войны», пишет вторую.
В Краснодарском крае в настоящее время в живых остались всего трое узников, побывавших в Освенциме: одна проживает в Славянском районе, две — в Тимашевском. Это Антонина Николаевна Черненко, героиня нашей публикации, и ее старшая сестра Екатерина Николаевна Холодова, вместе с которой прошли ужасы фашистских концлагерей. Среди них только Антонина Николаевна в строю, остальные — лежачие.
Когда она шла к нам в редакцию, выпила лекарство, чтобы держать себя в руках, но слезы так и катились по ее щекам, когда вспоминала события 75-летней давности.
— Это я сейчас плачу. А в плену мы не плакали. Только мама приложит палец к губам «тс-с…» — и мы мгновенно замолкали. Плакать нельзя было. Сразу расстреляют…

«Голубая линия»
— Наш род, а в девичестве я — Оришич, из станицы Киевской Крымского района, — рассказывает Антонина Николаевна. — По центру станицы проходили шоссейная и железная дороги, которые вели к переправе через Керческий пролив на Запорожье и дальше на Украину. Немцам очень важен был этот населенный пункт, потому что он давал проход к новороссийскому порту и грозненской нефти. Вот наша станица и превратилась в «голубую линию» — от Новороссийска до Порта Кавказ. Об ожесточенных боях, которые там проходили, написано немало воспоминаний.
В мае 1942 года всех жителей Киевской погнали к переправе «живой стеной». А сами фашисты шли за нами. Какая бомбежка стояла! Мама кидала нас из воронки в воронку и накрывала своим телом. Это был просто дождь из пуль и снарядов. Погибших отбрасывали в сторону, а кто над ними причитал, того поливали огнем немцы. Они гнали нас плетками, били прикладами. Так и дошли фашисты до переправы, прикрываясь нашими телами.
А переправа-то была полностью разбита, трупов столько прибило к берегу, что прям на них клали трапы и с них грузили людей на баркасы. Из трех баркасов только наш уцелел, два остальных вместе с жителями нашей станицы пошли ко дну…

Первые мытарства
Потом мы попали в Джанкой, там был так называемый сортировочный пункт. В Германию гнали много скота и людей для рабских работ. Всех охраняли полицаи и немцы с овчарками. Я до сих пор не могу спокойно проходить мимо собак. Они чувствуют таящийся во мне страх, который поселился во мне еще тогда, в трехлетнем возрасте, и обязательно нападают на меня.
Нашу семью в Джанкое не распределили в Германию. Видимо, не устроило, что у мамы были малолетние дети. А их было шестеро: 12-летний Тимофей, 10-летний Ваня, восьмилетние близнецы Толик и Вася, шестилетняя Катя и я, трехлетняя. Нас определили в этап. Гнали долго, с мая по октябрь месяц. За это время наша одежонка вконец износилась, висела лохмотьями, мы измучились, устали, все тело болело от бесконечных побоев. В итоге нас загнали в какой-то лагерь. Как позже выяснилось, он находился в Звенигороде Кировоградской области. Там было много часовых с собаками. Стояли в два ряда конюшни. Весь лагерь был заполнен солдатами, многие из которых были тяжелоранеными. Людей совсем не кормили, и они добывали себе пропитание как могли. В одной яме были отходы от забитых ранее лошадей. Люди там рылись, находили кость или копыто, жарили их на костре и, несмотря на нестерпимую вонь, ели.
А нас, детей, закрыли на огромный засов в одну из конюшен, поставили ведро воды и ведро для туалета, там мы и жили. Оттуда нас вообще не выпускали. Только мамы приходили ночью с работ, на которые их сгоняли полицаи. Раз в день нам приносили какую-то баланду. Если кто-то из детей пикнет, заходил полицай и бил всех плеткой. Поэтому, когда один из них забрал у меня одежонку, я даже не посмела расплакаться. С нетерпением ждали возвращения матерей, которые в складках одежды приносили нам то картофелинку, то очистки от нее, то какой-нибудь корешок.
Во время пребывания в этом лагере моя мама вместе с тетей Олей, с которой мы познакомились еще в Джанкое и прошли с ней и ее двумя детьми весь ужас плена и концлагерей, наладили связь с партизанами. Всех подозреваемых в этом истязали, пытали, вешали на глазах у других людей. Маму с тетей Олей тоже водили на допросы, и, скорей всего, они бы закончились самым худшим для них образом, если бы на себя всю вину не взял один кладовщик. Маму и ее подругу оставили в живых, но через время погрузили в вагоны и отправили в Германию. Как они прощались со своими детьми!.. Думали, никогда уже не увидимся. Но в поезде им помогли бежать: разобрали пол в вагоне, и когда состав пошел под уклон, спрыгнули с него. Придерживаясь ленты железнодорожного полотна, грязные, оборванные, вернулись к нам в лагерь. А мы еще в то время находились в конюшне, потому что детей набрали мало и не успели отправить дальше. Но то, что мы пережили в этом лагере, не идет ни в какое сравнение с «фабрикой» для уничтожения русской нации…

Освенцим
Если бы лично не пережила ужасы Освенцима, трудно было бы поверить, что такое на свете вообще может быть, потому что умом понять, что там творилось, просто невозможно.
Детей жгли в печках и газовых камерах. Они работали практически круглосуточно. Пепел от сожженных людей продавали бюргерам, говорят, они удобряли им овощные поля. В Освенциме погибли четверо моих братьев. Старших расстреляли при попытке к побегу. А близнецы умерли от голода и болезней. Остались у мамы мы с Катей…
Все заключенные, в том числе и дети, работали как рабы. На работу отбирали тех, кто был выше планки 1 м 20 см, остальные дети находились в лагере. У всех заключенных на руках были наколоты номера, а нам, малолетним, номера ставили на полосатых робах. Кормили один раз в день баландой с брюквой и опилками: чтобы люди умирали быстрее.
Лагерь был весь из бетона и колючей проволоки под электрическим напряжением. Внутри стояли бараки для людей, которые напоминали фермы: посередине проход, а по обе стороны от него — нары. Наш барак был под номером 13, недалеко от входа в лагерь. Мама научила нас прятаться под нарами, чтобы мы выжили. Нары быстро пустели, потому что каждое утро мертвых и тех, кто сильно ослаб и не мог ходить, бросали в тачку и увозили сжигать. Как раз этими горящими телами и обогревались бараки…
А раз в месяц нас загоняли в «бани» — дезинфицирующие камеры. В потолке кружилось что-то напоминающее лампу, и оттуда пускали газ. А потом включали воду — либо сильно горячую, либо ледяную, и поливали из шланга. После такого «купания» большая часть людей оставалась на бетонном полу, бездыханные…
С умерших снимали всю одежду, состригали волосы, ногти, и даже нечистоты и пепел от сожженных тел шли «в производство». Зачем-то они фашистам нужны были, что-то из этого изготавливали.
Но больше всего леденил душу плац, на котором были установлены виселицы, на них вешали заключенных за малейшую провинность, а остальные должны были на это смотреть. Самое ужасное, что нельзя было отворачиваться, плакать и опускать глаза: расстрел на месте. Моя мама украдкой краем робы прикрывала мне глаза. Но я видела босые болтающиеся ноги висельников…
Небольшое послабление произошло после того, как под Сталинградом была разбита армия генерала Паулюса и в плен к советским войскам попало много немецких офицеров и генералов. Послы обеих сторон договорились: за каждого сохраненного ребенка в концлагере давать двух офицеров. Тогда детей перестали жечь в топках, но все они были настолько ослаблены и больны, что все равно продолжали умирать десятками в день.
Нас стали иногда выпускать на улицу, и мы поедали всю зелень на газонах, выкапывали корешки. Господи, как же хотелось кушать. Такие страшные сны снились от голода…

Майданек
Туда мы попали из Освенцима. Там были в основном дети. Ведь и слово «майданек» переводится с польского, как «детский сад». Малыши от голода и болезней уже даже плакать не могли, только «мяукали». Сколько их умерло на моих глазах! В Майданеке не было камер для сжигания детей, но смертность была очень большая. Трупики складывали штабелями возле забора. Там мы с Катей подхватили чесотку, от которой в том лагере просто не было спасения. Все тело было в чирьях, вместо кожи — сплошные кровоточащие раны, точнее, со временем и крови-то уже не было, только сукровица шла. На всю жизнь на ногах у меня остались белые не загорающие отметины…
Мама с тетей Олей всеми силами пыталась выбраться из лагеря. И через время их продали в рабство польскому фабриканту, который жил в местечке Грушовицы, что в нескольких километрах от границы с Германией. Нас разместили на чердаке старого свинарника. Мама работала на асбестовой фабрике, а для нас весь мир сосредоточился в чердачном окошечке.
На улицу нас выпускали редко, но кормили уже получше, чем в лагерях. Тем более что наша мама старалась свой крохотный паек отдать нам, а сама была худая, как тростиночка, и всего полтора метра ростом. Ей с виду и 14 лет нельзя было дать. А я совсем перестала расти, только вширь больше становилась, и живот был большой: от голода опух. Организм был изношен уже тогда…

Освобождение
Это было 22 февраля 1945 года. Плакали все — и женщины, и солдаты. Потом нас отвели в санчасть, где вымыли, перевязали, напоили чайком, и мы заснули как убитые. Наутро разъяснили обстановку и сказали, чтобы взрослые пришли на КПП и получили вещмешки с продуктами. Но ожидался налет, поэтому нас мама определила в смотровую яму, накрытую железным пластом, в каких-то мастерских. Но когда пришла — нет мастерских! Рухнули под авиабомбами. Начали разгребать обломки и искать тот железный пласт, под которым мы находились. Но пока не позвали на помощь минера, детей найти не могли. Только вытащили нас из ямы — опять налет начался. Нам приказали скрыться в подвале близрасположенного костела. Там было очень много людей, а в одном углу стояли детские игрушки и среди них — красавица-кукла, вся в голубом одеянии. Она ходила и говорила «мама». Представьте, какое чудо для детей, которые за свое детство помнят только колючую проволоку, овчарок, нары… Катя начала играть с этой куклой, но мама не разрешила взять игрушку с собой, сестренка расплакалась. А я смотрела на нее и думала: «Ну почему Катя плачет? Здесь так тепло, хорошо, не стреляют». Мое измученное сознание уже не воспринимало даже игрушки. Представьте, ребенку шесть лет, а его не радует даже кукла. Это страшно.
На Кубань шли пешком. Ночевали и под скирдой соломы, и в разрушенных домах. Таким образом пришли в Житомир, на железнодорожный вокзал. Оттуда — в родную Киевскую…
Конечно, впереди нас ждали годы разрухи, голода, лишений. Но в любом случае мы были на родной земле, среди своих соотечественников. И больше не захлебывались лаем немецкие овчарки, не поливали огнем из автомата нацисты, не умирали на глазах десятки твоих же ровесников, потихоньку отступал леденящий душу ужас. Но память о нем не меркнет с годами…

*при создании публикации были использованы сведения из книги Антонины Черненко «Дети войны».

Спецпроект «Знаменки»
Этим материалом мы открыли новую рубрику «Военное детство». Приглашаем в нее авторов. Мы ждем от вас личных воспоминаний, рассказов стариков, записанных их потомками, о страшных холодных и голодных годах. Забыть их, равно и как то безмерное счастье, когда возвращались с фронта отцы, братья, невозможно. Каким оно было, военное детство, — расскажите.
Присылайте материалы удобным для вас способом:
• по почте: г. Тимашевск, ул. Ленина, 153;
• на электронный адрес редакции: [email protected]
Материалы будут публиковаться в течение года и размещаться на сайте газеты в рубрике «Спецпроекты».
Осенью с. г. авторы трех лучших материалов по решению редколлегии газеты «Знамя труда» будут награждены памятными подарками.

На фото: на первом неполный состав Тимашевского районного отделения Российского союза бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей. Некоторых уже нет в живых. Со времен ВОВ в Тимашевском районе проживало около 200 узников, сегодня в живых осталось 40 человек;

Тоня в молодости;

Со старшей сестрой Екатериной прошли вместе все ужасы концлагерей

Антонина Черненко — постоянный участник патриотических мероприятий, проводит в школах уроки мужества