— Не боишься, уведет Михаила эта златокудрая? — предупреждали Ирину соседки. А та в ответ улыбалась и молчала. Про вечерние свиданки своего мужа она знала и тайком плакала. Ее дочь Танюшка была мала, только в школу пошла, но то, что в семье творится что-то неладное, понимала. Видела, как каждый вечер отец брился, надевал светлую рубашку, пиджак и уходил. Когда он возвращался, Таня крепко спала, а утром видела заплаканные глаза матери.Высокий, спортивный, с ясными голубыми глазами, отец Тани был очень даже ничего. А если прибавить, что он не пил и не курил, дружил с рубанком, то можно сказать, что Михаил был завидным хозяином.Танюша долго терпела смешки и подковырки своих подружек, хотя было обидно и больно. Но в один момент не выдержала, решила выследить разлучницу. Поздно вечером выскользнула из дома вслед за отцом. Далеко он не ушел, его путь лежал к небольшому дому около речки. На берегу сидели какие-то люди, играл баян. Молодая светловолосая женщина в белом платье вполголоса пела. Голос звучал так душевно, что упала девочка на траву и заслушалась. Когда песня кончилась, Таня увидела отца сидящим рядом с этой женщиной. Он взял в руки баян, начал играть задорную мелодию и запел частушки. Вот это да! Михаил иногда в компании играл, конечно, на баяне, но чтобы петь…Стало совсем темно и заметно похолодало. Михаил бережно накинул свой пиджак на плечи белокурой женщины, что-то прошептав ей на ухо. Он как будто помолодел!Пока Таня решала, что делать с разлучницей, народ стал расходиться. Михаил повел женщину под руку, она улыбалась, поддерживая на плечах его пиджак, и что-то вполголоса говорила ему. Таня разглядела ее лицо — она была молодая и красивая. И платье на ней было такое, каких у ее мамы сроду не было. Они повернули к ее дому, а девочка побрела к своему. Почему-то злости на разлучницу не было…Осенью пошли дожди. Сборы на берегу речки прекратились, и Михаил реже исчезал из дома. Он часто сидел у печки и смотрел на огонь. Его жена суетилась около него, предлагая то молока, то чаю, спрашивая, не заболел ли… Но он ее почти не замечал. Ночами выходил на улицу и сидел на лавочке. Как-то вечером он исчез. Таня кинулась к речке — на берегу было пусто. Тогда она залезла через забор во двор знакомого уже дома и тут услышала приглушенные голоса. — Надо решать, — говорил ее отец. — Только вот дочка… она родилась, когда мне уже было под сорок. Ты даже не представляешь, что она для меня.— Успокойся, — это женский голос. — Разбудишь. Пусть будет как будет: у тебя дочка, у меня мама… Не судьба, Мишенька, не судьба…Михаил пронесся мимо дочери, чуть не сбив ее и даже не заметив. Таня тихонько заплакала… Вдруг почувствовала на своей голове чьи-то теплые руки. Подняла голову вверх — она, разлучница! Как очутилась в уютной комнате у печки, девчушка и сама не поняла. С кровати ей улыбалась пожилая седая женщина.— Это моя мама, тетя Шура. Мама, это…— Я поняла, Оленька, — улыбнулась глазами тетя Шура. — Проходи, будешь нашей гостьей. Садись ко мне на кровать.Они были очень ласковые, домашние — Оля и ее мама, и Таня стала ходить к ним в гости, иногда даже с отцом… Хорошо было в их доме девочке. «Грызло» иногда чувство вины за маму, как-будто она ее предала, но отказаться от сказок бабы Шуры, веселых игр с Ольгой не было сил… Однако между Михаилом и его любимой что-то расклеилось. Потом уже, став взрослой, Таня поняла: мешали она и тетя Шура, как две стенки-преграды. Потому и была «не судьба». Все закончилось неожиданно. Однажды, вернувшись домой из школы, Таня застала отца в смятении.— Не ходи туда, их больше нет, — сказал он глухо.Вечером девочка все же побежала к Ольгиному дому. Он был пуст. Вернувшись домой, она долго давилась слезами, пока не уснула. Проснулась от прикосновений ладони: отец гладил по растрепанным волосам и по его лицу текли слезы. …Ольгу Таня больше никогда не видела. Но недавно, разбирая бумажное наследство отца после его смерти, наткнулась на пожелтевшее фото. С него безмятежно улыбалась молодая Ольга…