― А разве тебе тут плохо? Тепло, светло, уютно, за шиворот не капает, кормят, поят, чистая постель. Опять же под врачебным наблюдением… — Дома и стены лечат… ― парирует она, стараясь взглянуть в его глаза. — Дома красят, мажут, штукатурят, циклюют паркет, меняют трубы и сантехнику. Там даже в туалет по-нормальному не сходить: евроремонт… И она знает ― с чьего голоса он так сладко поет. Разбитная бабенка из магазина «Стройматериалы», которая лет на семь старше ее Кости, решила всерьез поселиться в их квартире, вот и охмуряет парня. Ему бы в медицинский после армии, но он и слушать про учебу не желает. А дамочка оказалась «не промах». Сумела очаровать Костю, убедила затеять бесконечный ремонт. Упаковала ее в инвалидную коляску, под предлогом лечения тромбофлебитных ног упрятала в стардом. Тут ее, конечно же, лечат, не обижают, но и сын тоже должен понимать, что евроремонт слишком затянулся…И, как на грех, разучилась она тут спать ночами. Возможно потому, что горит дежурный свет, а в наступающей тишине скребутся о стекла облетевшие ветви клена, словно просятся в тепло из бесприютной и ветреной осени. Она ворочается, смотрит на часы и заплаканные окна, и в который раз изматывающая бессонница листает перед ней бесконечную череду воспоминаний.Отец был кадровым военным и погиб в первые дни войны. Эшелон, который вез их с мамой в эвакуацию, попал пол жестокую бомбежку. Уцелевшие беженцы после многодневных скитаний, добрались до глухой деревушки, где им дали отварной картошки и пустили переночевать на сеновал. Тут и приснился ей, смертельно уставшей, высокий седобородый старец в странных светящихся одеждах. «Ты за мной?» ― силилась спросить во сне, но он развернулся без ответа…
Дождливым днем похоронили маму и еще двоих беженцев. Остальных погрузили на подводы и повезли по раскисшим грунтовкам в райцентр.Второй раз седобородый старец навестил в полуобморочном сне, когда, мучимая жутким токсикозом, барахталась между жизнью и смертью. И вот теперь, днем, когда она вздремнет после обеда и приема лекарства, он стоит возле изголовья и задумчиво взирает на хворающее тело. Однажды набралась она смелости и произнесла: «Ангел-хранитель, забери меня!…». Их взгляды встретились. В тот же миг две иглы вошли в ее сердце и оно беспомощно забилось, как птица вольная, попавшая в силки… Судороги жгутами скрутили дрожащее тело. Удары пульса били паровым молотом в кору головного мозга. Ее бросило в жар, тело вспотело… А потом ― тишина, покой, невесомость…Сыну врачи сказали, что оторвавшиеся тромбы по кровяному руслу достигли сердца. Спасти от летального исхода не удалось.
Хоронили в закрытом гробу. На годовщину, рядом с могильной плитой закудрявилась тонкая березка. В невнятном шелесте листвы все чудилось непутевому материнское: «Забери меня…». Глотая пьяные слезы, он забрал, хотя соседи не советовали. Старательно посадил под окнами опостылевшей квартиры, в которой есть все, но нет главного ― семейного счастья и материнского тепла.
Житейская история. Забери меня…
Эти слова все чаще говорит она своему непутевому сыну во время его редких посещений стардома. Он сразу сникает, отводит взгляд и, как нашкодивший школяр, начинает оправдываться: