Не потому ли тебе и номер маленький, и еда в столовой невкусная, и санаторий — отстой, и в море слишком много медуз, а на пляже — больших камней. И подавай вам «все включено», как будто мы коровы в стойле, чтобы все время у стойки сидеть, как привязанные, и жевать, не переставая.
Эх, видела бы ты это место в то время, когда еще про «все включено» никто и слыхом не слыхивал. Я ж его только в-о-о-о-н по той горе, что на ежика похожа, и узнала. Как же тут все изменилось! Какая набережная красивая отстроена, да сколько всего для удобства отдыхающих сделано! А когда меня сюда впервые тетка привезла, еще девяти мне тогда, помню, не исполнилось, здесь и хлеба купить негде было.
Тетка у меня хорошая была. Замуж удачно вышла, за богатого. Муж начальником каким-то на мясокомбинате работал, так что нужды они не знали. Не то что мать моя — нас двоих с сестрой тянула на учительскую зарплату, пока родитель заработанное в пельменной с дружками пропивал. Сестра чахлой росла, я ж — кровь с молоком, пока папашка по пьяному делу меня водой ледяной прямо из колонки не напоил. Тогда, не как сейчас, артезианские колонки прямо на улицах стояли — пей, набирай в ведра, хоть купайся. После той водички ангина меня, чуть на дворе похолодает, тут же в постель укладывала. Нет, я не жалуюсь, не в моих правилах на судьбу сетовать. Просто объясняю, как вышло, что я впервые на море попала.
Болею я, значится, каждую осень, и зиму, и весну. А как лето настало, тетя Маруся маме — сестре своей то есть — и говорит: давай, мол, я Леночку к морю свожу. Там воздух морской, опять же водой соленой горло полоскать станем, глядишь, да полегчает.
Выезжать к морю надо было в два часа ночи, чтоб по холодку, на автобусе. В то время каждое предприятие своих работников вместе с семьями организованно на море вывозило, вот и мясокомбинат, где, почитай, все наши родственники работали, — тоже. Все в тот раз ехали на два дня, а мои тетки-дядьки с отпрысками решили с первой партией отдыхающих прибыть и остаться, а со следующей, через две недели, вернуться домой. Погрузились, значит, с вещами, палатками, запасом провианта — и в путь. Ох и долгим он мне показался. В автобусе — кажется, эта марка ЛИАЗ называлась — заднее сиденье, где мы сидели, от мотора грелось постоянно. Пить хотелось страшно, но мне дозволялось только яблоко, видно, чтобы незапланированных остановок избежать. Впрочем, дорогу я плохо помню, а вот тот миг, когда на горизонте море появилось, на всю жизнь в памяти запечатлелся. Такого восторга, как в тот раз, когда оно — сверкающее, бесконечное — явилось взору, я потом никогда не испытывала.
Палатки разбили, если не ошибаюсь, вон там, за речкой. Из «все включено» — только уличный общественный туалет, добирались к которому вброд.Тетя Маруся будила меня рано, когда море еще чистое-пречистое. Заплывали аж за буйки, и там под ее руководством горло морской водой полоскали. Днем с двоюродным братом моего возраста, дяди Володи сыном, ходили с надувным матрасом под скалу — нос той самой горы-ежика — купаться. Ныряли с матраса в глубину целый день, так, что вскоре лицо у меня в тех местах, где с маской соприкасалось, все красное сделалось, а нос от солнца облез.
И вот мы не торопясь подошли к вопросу о комфорте на отдыхе. Не было его там вообще, да только нам-то не он нужен был, не «все включено», не wi-fi в номере, не «бананы» и гидроциклы, а море — оно тут главное, из-за него можно потерпеть все неудобства. Ну, еще горы, куда поднимались, держась за ветки и чувствуя себя первопроходцами.Готовили еду на костре, ходили на целый день в поход к водопадам, вечером цикад слушали и песни пели.
И вот как-то ближе к обеду обнаружилось, что хлеба нет. Выдали нам с Андрюхой, братом моим, деньги и отправили за хлебом. Идем мимо пляжа, а там — огромная очередь. Вату сахарную продают. Это сейчас ее на каждом углу найти можно, а в то время — большая редкость. Я ее, надо сказать, в тот раз, как море, тоже впервые увидала, а вот Андрюхе пробовать доводилось. Он-то и сбил меня с толку. Давай, говорит, ваты купим, а потом за хлебом. Встали мы в очередь, а ей конца нет, долго стояли, зажарились на солнце. Когда наконец купили по желтому сахарному моточку, солнце уж высоко было. Пулей в хлебный ларек на другом конце пляжа, прибежали — а хлеб-то на нас и закончился. Поплелись обратно, вату только попробовали, остальное несли, чтоб своих угостить, да только на таком солнцепеке она все меньше становилась — таяла. Когда к палаточному лагерю добрались, в руках одни сладкие комочки остались. Прямо сказать — плохая замена хлебу.
Влетело нам тогда по полной: запрет на купание в море на весь оставшийся и на завтрашний день — хуже и не придумаешь. Обидно мне было страшно, особенно когда на следующее утро Андрею все ж разрешили купаться, а мне — нет. Понятно, мыслю, Андрюха сюда с родителями приехал, а я с теткой. Они-то сына пожалели, а меня жалеть некому. С такими черными мыслями отправилась в палатку, отвернулась к стенке и лежу, пальцем дырку в кармане, что внутри палатки пришит, ковыряю. Смотрю, а там целая пачка конвертов. Дай, думаю, письмо напишу. В то лето сын тети Маруси Валик еще в армии служил. Вот ему и решила написать. Честно сказать, не помню, о чем письмо было, знаю только, что про обиду свою на тетю Марусю — ни слова в том послании не сказала. Взяла первый попавшийся конверт, вложила листочек, языком поводила, заклеила и пошла к тете, чтобы адрес узнать. Та обрадовалась, что я по собственной инициативе брату весточку решила послать, даже помогла письмо в почтовый ящик бросить. А день спустя муж тетин Михаил Терентьевич и говорит: «Маша, а ты конверт в палатке не брала?
— А что? — спрашивает.— Ничего, только я туда все наши деньги, что на отдых брали, положил, а теперь его не нахожу.
…Наказывать меня опять за то, что деньги в армию отправила, не стали. А когда домой вернулись, в почтовом ящике письмо от Валентина лежало. Писал он, что послание вместе с вложением получил, чем очень доволен. А еще написал, что если бы все двоюродные сестры ему по такому письму прислали, он бы уже машину купил.
Очень я боялась, что меня после этого на море больше не возьмут. Но опять настало лето, и мы с тетей, ее мужем, и теперь еще и с Валиком, который только-только вернулся из армии, снова отправились в то же самое местечко под горой-ежиком, которое уже считали своим. Потом, конечно, и другие места были, но это, со скалой-ежиком, — как первая любовь. А уж как приятно было спустя столько лет снова сюда вернуться и увидеть, каким раем стал этот небольшой поселок! Так что брось хандрить, милая, да ворчать, что булочки сегодня в столовой черствые, главное — они есть.