В 2013 году исполняется 80 лет страшному голодомору, поразившему Кубань более других российских регионов. Про эту трагедию написано немало, я постараюсь рассказать о малоизвестных фактах. Я исследую тему коллективизации, раскулачивания и связанного с этим голода уже 17 лет, выступал на научно-исторических конференциях, в том числе международных, готовлю книгу на основе местных архивных материалов и воспоминаний более сотни старожилов. И давно уже твержу, что тот голод был искусственным и весьма пестро поразил не только страну, но и районы Кубани, а из-за политических пристрастий или по неосведомленности многие и поныне не хотят верить в его реальность. Ведь и сегодня далеко не все документы того периода доступны историкам и краеведам, а чтобы полистать смертные книги 1930-х годов, хранящиеся в районных архивах загс, я, например, добивался разрешения с 2008 года, в том числе с августа 2011 года с помощью краевой прокуратуры. Писали, что в царской России голод из-за неурожаев случался не раз. Часто упоминают голод 1891-92 гг., вызванный суховеями и охвативший половину России, голодными называют также 1905 и 1913 годы, но в метрических книгах станичных церквей Кубани, как ни странно, записей о смерти от голода в период с 1875 по 1920 годы я не встретил. Священники были довольно образованными людьми, причинами смертей указывали медицинские диагнозы и лишь иногда писали: «По воле Божией». А в станице Роговской, например, в 1891 году родились 540 душ, умерли 284 (прирост 256 душ); в 1892-м родились 498, умерли 371 (прирост 127 душ); в 1905-м родились 776, умерли 473 (прирост 303 души); в 1913-м родились 751, умерли 431 (прирост 320 душ). В Роговской такого прироста населения при советской власти уже не стало, как и во многих других станицах. Много писали у нас о голоде 1921—1922 годов, охватившем «из-за неурожая» Поволжье, но метрические книги кубанских стансоветов показывают, что голодные смерти были и у нас. Например, за 1921 год несколько смертей от голода зафиксированы в станице Роговской, а в станице Новокорсунской за 1922 год зарегистрированы 20 таких смертей, в том числе 14 детей от двух до 14 лет. Виноват тоже неурожай? Да ничего подобного! И ответ — в архивных документах 20-х годов. Вот и по Тимашевскому отделу отмечается, что продразверстка и продналог были весьма завышенными, хлеб из хозяйств, в том числе арестами и расстрелами, выгребали с зимы 1921 года почти подчистую, из-за чего немало хозяйств было разорено, а посевы на 1922 год оказались резко сокращенными. Причем если в Поволжье, Тамбовской и Воронежской губерниях хлеб непомерной продразверсткой выкачивали с лета 1918 года, то на Кубани с осени 1920 года решено было выкачать его не только с урожая текущего года, но сразу и за предыдущий, «белоказачий», период. Так что основная причина голода 1921—1922 годов не засуха и не неурожай, а действия советской власти. Ведь план продразверстки устанавливался произвольно, а продналог с лета 1921 года — не от фактически полученного урожая, а от зимне-весенних видов на него, и с началом летней уборки начиналось выкачивание хлеба согласно спущенному сверху плану, что нередко отбивало у хлеборобов не только желание расширять свои хозяйства, но и вообще работать. Для нормального развития единоличного хозяйства требовалось 16 пудов хлеба на душу в год, а продразверсткой урезали эту норму сначала до 9 пудов, потом до 7, фактически же выгребали у хлеборобов намного больше. Во время НЭПа власть внесла некоторые коррективы в налоговую политику, но с 1928 года опять пошли завышенные хлебозаготовки, повторившиеся в 1932—1933 годах в более страшном виде. Кстати, на Украине «бездонную» хлебозаготовку провели еще в 1931 году, из-за чего голодные смерти там пошли уже с весны 1932 года. Часто делают упор на то, что пострадали от голода в основном «чернодосочные» станицы, то есть те, которые за срыв хлебопоставок были занесены властью на «Черные доски позора»: мол, станичники прятали хлеб, вот и пострадали. Но это очередное заблуждение. Да, хлеб в таких станицах выгребался очень усиленно, но когда районная и краевая власти поняли, что оттуда план уже не выполнить, а отвечать за срыв придется, то выгребать хлеб стали уже со всех станиц без разбору. Кстати, цифру общего весьма завышенного плана край так и не осилил, но власть обрекла на голодомор все хлеборобные станицы Кубани. А были ведь и «краснодосочные» станицы, по которым голодомор прошелся не меньше. И поныне, даже на официальном уровне, продолжаются попытки обелить действия сталинского руководства и объяснить голод 1933 года засухой, охватившей якобы южные регионы страны. А вот Шеболдаев, ответственный секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б), 20 августа 1932 года в телеграмме Сталину сообщал: «Обстановка (с) урожаем и хлебозаготовками в крае тяжелая. Если еще в конце июня — начале июля я считал, что урожай по краю равен прошлогоднему, а может быть, даже лучше, то сейчас очевидно, что валовая продукция этого года по зерновым в сравнении с прошлым годом ниже, особенно понижен урожай по пшенице (озимой и яровой). При выполнении плана заготовок в колхозах остается хлеба значительно меньше прошлого года… Трудно установить значение отдельных причин, приведших в июле к резкому снижению видов на урожай. Несомненно, что на наливе зерна отразилось плохое хозяйствование колхозов и совхозов (поздний посев, отсутствие севооборота, плохая обработка полей), давшее огромную засоренность и прореженность хлеба, но имелись еще и особые природные условия («запал», «стек», «ржавчина», «туман» и т.д…), которые резко снизили урожай колосовых, а в отдельных районах свели на нет… Наконец, условия уборки (дожди в течение полутора месяцев) также привели уже к некоторым потерям (прорастание). Колхозники работают это лето лучше прошлого года, но имеется обостренная настороженность, в особенности в отношении к хлебозаготовкам. Основное недовольство колхозников идет по линии: а) критики нашего плохого руководства с.х. работами и против администрирования; б) почти везде можно слышать открыто выражаемые опасения о том, что «в крае будет то же, что и на Украине», причем кулацкая провокация этого рода почти не встречает отпора; в) жалобы на недостаток одежды и других промтоваров. При доведении плана хлебозаготовок до района и колхоза мы встречаем огромное сопротивление районного руководства и боязнь доводить план до колхоза. В колхозах, где планы оказываются напряженными, т. е. не остается зерна на фураж и урезывается продовольственный фонд (меньше 1,5 — 2 кг на трудодень), имеются многочисленные отказы от принятия плана, женские волынки, отказ от работ колхозников и отдельные случаи выходов из колхозов. Окончательные планы до районов мы довели к 25 июля, и уже после этого стало очевидным, что по 19 районам (Кропоткинский,.. Староминский,.. Тимошевский, Усть-Лабинский, Тихорецкий, быв. Каневской) мы просчитались, как просчитались и сами районы. Причем и дальше общее положение с урожайностью оказалось в ходе уборки, обмолота хуже предполагаемого. Все это поставило нас в крайне тяжелое положение в отношении ряда районов, в которых несообразность наших планов (иногда больше валового сбора культуры) очевидна не только для колхозов и колхозников, но и для нас…». Шеболдаев сообщал, что в ряде районов пшеница погибла полностью и придется помогать семенами; что первоначальный план хлебозаготовок окажется на 10—15 миллионов пудов недовыполненным, поэтому краевой план нужно значительно снизить. Но отдыхавший на юге Сталин ответил 22 августа резкой шифровкой, что «крайком сдрейфил перед трудностями и сдал позиции апостолам самотека, либо крайком дипломатничает и старается вести ЦК за нос». А 25 августа этот сталинский рык Политбюро ЦК ВКП(б) оформило решением: «а) Решительно отвергнуть всякие попытки к сокращению плана хлебозаготовок на Северном Кавказе; б) Послать т. Шеболдаеву следующую телеграмму: «ЦК считает совершенно неправильной изложенную в Вашей записке установку крайкома на возможность невыполнения плана хлебозаготовок на 10—15 млн пуд. Такое пессимистическое отношение к выполнению плана хлебозаготовок и даже точное определение цифры недовыполнения плана не способствует мобилизации парторганизации и демобилизует ее в деле выполнения хлебозаготовительного плана…». Шеболдаеву приказали «немедленно принять все необходимые меры к решительному устранению демобилизационных настроений и мобилизации партийной организации и всех сил советских и заготовительных органов для полного выполнения плана хлебозаготовок этого года». Тем не менее августовский план край выполнил всего лишь на 32%. Шеболдаев решил не спорить со Сталиным и выжать из станиц плановое количество хлеба. Сводки ОГПУ за 22 и 26 сентября 1932 года сообщали: — Составленные райорганизациями хлебофуражные планы краевым центром резко изменены в сторону повышения сдачи товарной продукции… Получив увеличенные планы, районы не сумели их быстро перестроить, растерялись и в большинстве случаев пошли по линии механического разверстывания их. Таким образом, часть колхозов оказалась переобложенной, а другая, сумевшая «сманеврировать», наоборот, недообложенной. — В целом ряде сельсоветов, где колхозы оказались переобложенными… работники колхозов и низовых совпарторганизаций, настроенные упаднически, отказываются от выполнения хлебозаготовок, проявляют тенденции к бегству из районов, так как, по мнению этой части, «чем повторять печальный опыт Украины, лучше скорее уйти с колхозной работы». — Наряду с этим некоторая часть актива, в том числе и коммунистов, открыто ведет антихлебозаготовительную агитацию, в отдельных случаях переходит к прямым антипартийным рассуждениям… — Укрытие и разбазаривание единоличниками значительного количества хлеба. Почти повсеместно фиксируются факты посылки ходоков в районы и в центр с ходатайством о снижении хлебозаготовительных заданий… — Нездоровые настроения находят свое выражение в росте рваческих и потребительских тенденций, в открытых выступлениях на собраниях против хлебозаготовительных планов, отказах от принятия планов, падения труддисциплины, воспрепятствовании вывозу хлеба и выходах из колхозов. Характерны следующие, довольно распространенные суждения отдельных групп колхозников: «Недолго осталось мучиться: кончим обмолот, разойдемся из колхозов, жить так дальше нет смысла, единоличник гораздо обеспеченнее нас». — Заслуживают внимания факты подачи групповых заявлений о выходе из колхозов в некоторых районах СКК, причем часть подавших заявления, не дожидаясь результатов, прекратила выход на работу, приобретая рабочий скот и инвентарь для засева озимых в индивидуальном порядке. По опубликованным сводкам о ходе хлебозаготовок и осеннего сева 1932 года, отставание Северо-Кавказского края выглядело даже хуже Украины. Например, на 20 октября Украина выполнила план на 74,3%, а Северный Кавказ — на 45,5%. Это в среднем, а по единоличникам цифры были более удручающими. Газета «Молот» сообщала, что на 12 ноября единоличники выполнили всего 7% плана хлебосдачи, в ряде кубанских станиц осенний сев выполнили единицы, а в станице Архангельской, как и в ряде других, к севу не приступил никто. В Полтавской уровень коллективизации упал до 32%, а в Медведовской 40% хозяйств вовсе отказались от земельных паев. Ведь труд хлебопашцев стал смертельно опасным из-за бездонной выемки хлеба, и народ разбегался. По районам Северо-Кавказского края выполнение планов хлебозаготовки резко отличалось. Например, если на 30 октября 1932 года Ремонтненский район план выполнил на 204%, Приморско-Ахтарский — на 58%, то Старо-Минской — на 3%, Брюховецкий — на 6%, Каневской, Кореновский и Кущевский — на 9%, Павловский — на 12%, Тимашевский — на 13%, Славянский — на 16% и т. д. Более отстающими были районы Кубани, поэтому они и подверглись большему разгрому. Александр Тараненко, подполковник в отставке, краевед Продолжение Часть II здесь.
В 2013 году исполняется 80 лет страшному голодомору, поразившему Кубань более других российских регионов.
Про эту трагедию написано немало, я постараюсь рассказать о малоизвестных фактах.
Я исследую тему коллективизации, раскулачивания и связанного с этим голода уже 17 лет, выступал на научно-исторических конференциях, в том числе международных, готовлю книгу на основе местных архивных материалов и воспоминаний более сотни старожилов.
И давно уже твержу, что тот голод был искусственным и весьма пестро поразил не только страну, но и районы Кубани, а из-за политических пристрастий или по неосведомленности многие и поныне не хотят верить в его реальность. Ведь и сегодня далеко не все документы того периода доступны историкам и краеведам, а чтобы полистать смертные книги 1930-х годов, хранящиеся в районных архивах загс, я, например, добивался разрешения с 2008 года, в том числе с августа 2011 года с помощью краевой прокуратуры.
Писали, что в царской России голод из-за неурожаев случался не раз. Часто упоминают голод 1891-92 гг., вызванный суховеями и охвативший половину России, голодными называют также 1905 и 1913 годы, но в метрических книгах станичных церквей Кубани, как ни странно, записей о смерти от голода в период с 1875 по 1920 годы я не встретил. Священники были довольно образованными людьми, причинами смертей указывали медицинские диагнозы и лишь иногда писали: «По воле Божией».
А в станице Роговской, например, в 1891 году родились 540 душ, умерли 284 (прирост 256 душ); в 1892-м родились 498, умерли 371 (прирост 127 душ); в 1905-м родились 776, умерли 473 (прирост 303 души); в 1913-м родились 751, умерли 431 (прирост 320 душ). В Роговской такого прироста населения при советской власти уже не стало, как и во многих других станицах.
Много писали у нас о голоде 1921—1922 годов, охватившем «из-за неурожая» Поволжье, но метрические книги кубанских стансоветов показывают, что голодные смерти были и у нас. Например, за 1921 год несколько смертей от голода зафиксированы в станице Роговской, а в станице Новокорсунской за 1922 год зарегистрированы 20 таких смертей, в том числе 14 детей от двух до 14 лет. Виноват тоже неурожай? Да ничего подобного! И ответ — в архивных документах 20-х годов.
Вот и по Тимашевскому отделу отмечается, что продразверстка и продналог были весьма завышенными, хлеб из хозяйств, в том числе арестами и расстрелами, выгребали с зимы 1921 года почти подчистую, из-за чего немало хозяйств было разорено, а посевы на 1922 год оказались резко сокращенными. Причем если в Поволжье, Тамбовской и Воронежской губерниях хлеб непомерной продразверсткой выкачивали с лета 1918 года, то на Кубани с осени 1920 года решено было выкачать его не только с урожая текущего года, но сразу и за предыдущий, «белоказачий», период.
Так что основная причина голода 1921—1922 годов не засуха и не неурожай, а действия советской власти. Ведь план продразверстки устанавливался произвольно, а продналог с лета 1921 года — не от фактически полученного урожая, а от зимне-весенних видов на него, и с началом летней уборки начиналось выкачивание хлеба согласно спущенному сверху плану, что нередко отбивало у хлеборобов не только желание расширять свои хозяйства, но и вообще работать.
Для нормального развития единоличного хозяйства требовалось 16 пудов хлеба на душу в год, а продразверсткой урезали эту норму сначала до 9 пудов, потом до 7, фактически же выгребали у хлеборобов намного больше. Во время НЭПа власть внесла некоторые коррективы в налоговую политику, но с 1928 года опять пошли завышенные хлебозаготовки, повторившиеся в 1932—1933 годах в более страшном виде. Кстати, на Украине «бездонную» хлебозаготовку провели еще в 1931 году, из-за чего голодные смерти там пошли уже с весны 1932 года.
Часто делают упор на то, что пострадали от голода в основном «чернодосочные» станицы, то есть те, которые за срыв хлебопоставок были занесены властью на «Черные доски позора»: мол, станичники прятали хлеб, вот и пострадали. Но это очередное заблуждение. Да, хлеб в таких станицах выгребался очень усиленно, но когда районная и краевая власти поняли, что оттуда план уже не выполнить, а отвечать за срыв придется, то выгребать хлеб стали уже со всех станиц без разбору. Кстати, цифру общего весьма завышенного плана край так и не осилил, но власть обрекла на голодомор все хлеборобные станицы Кубани. А были ведь и «краснодосочные» станицы, по которым голодомор прошелся не меньше.
И поныне, даже на официальном уровне, продолжаются попытки обелить действия сталинского руководства и объяснить голод 1933 года засухой, охватившей якобы южные регионы страны. А вот Шеболдаев, ответственный секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б), 20 августа 1932 года в телеграмме Сталину сообщал: «Обстановка (с) урожаем и хлебозаготовками в крае тяжелая. Если еще в конце июня — начале июля я считал, что урожай по краю равен прошлогоднему, а может быть, даже лучше, то сейчас очевидно, что валовая продукция этого года по зерновым в сравнении с прошлым годом ниже, особенно понижен урожай по пшенице (озимой и яровой). При выполнении плана заготовок в колхозах остается хлеба значительно меньше прошлого года…
Трудно установить значение отдельных причин, приведших в июле к резкому снижению видов на урожай. Несомненно, что на наливе зерна отразилось плохое хозяйствование колхозов и совхозов (поздний посев, отсутствие севооборота, плохая обработка полей), давшее огромную засоренность и прореженность хлеба, но имелись еще и особые природные условия («запал», «стек», «ржавчина», «туман» и т.д…), которые резко снизили урожай колосовых, а в отдельных районах свели на нет… Наконец, условия уборки (дожди в течение полутора месяцев) также привели уже к некоторым потерям (прорастание).
Колхозники работают это лето лучше прошлого года, но имеется обостренная настороженность, в особенности в отношении к хлебозаготовкам. Основное недовольство колхозников идет по линии: а) критики нашего плохого руководства с.х. работами и против администрирования; б) почти везде можно слышать открыто выражаемые опасения о том, что «в крае будет то же, что и на Украине», причем кулацкая провокация этого рода почти не встречает отпора;
в) жалобы на недостаток одежды и других промтоваров.
При доведении плана хлебозаготовок до района и колхоза мы встречаем огромное сопротивление районного руководства и боязнь доводить план до колхоза. В колхозах, где планы оказываются напряженными, т. е. не остается зерна на фураж и урезывается продовольственный фонд (меньше 1,5 — 2 кг на трудодень), имеются многочисленные отказы от принятия плана, женские волынки, отказ от работ колхозников и отдельные случаи выходов из колхозов.
Окончательные планы до районов мы довели к 25 июля, и уже после этого стало очевидным, что по 19 районам (Кропоткинский,.. Староминский,.. Тимошевский, Усть-Лабинский, Тихорецкий, быв. Каневской) мы просчитались, как просчитались и сами районы. Причем и дальше общее положение с урожайностью оказалось в ходе уборки, обмолота хуже предполагаемого. Все это поставило нас в крайне тяжелое положение в отношении ряда районов, в которых несообразность наших планов (иногда больше валового сбора культуры) очевидна не только для колхозов и колхозников, но и для нас…».
Шеболдаев сообщал, что в ряде районов пшеница погибла полностью и придется помогать семенами; что первоначальный план хлебозаготовок окажется на 10—15 миллионов пудов недовыполненным, поэтому краевой план нужно значительно снизить. Но отдыхавший на юге Сталин ответил 22 августа резкой шифровкой, что «крайком сдрейфил перед трудностями и сдал позиции апостолам самотека, либо крайком дипломатничает и старается вести ЦК за нос». А 25 августа этот сталинский рык Политбюро ЦК ВКП(б) оформило решением: «а) Решительно отвергнуть всякие попытки к сокращению плана хлебозаготовок на Северном Кавказе;
б) Послать т. Шеболдаеву следующую телеграмму: «ЦК считает совершенно неправильной изложенную в Вашей записке установку крайкома на возможность невыполнения плана хлебозаготовок на 10—15 млн пуд. Такое пессимистическое отношение к выполнению плана хлебозаготовок и даже точное определение цифры недовыполнения плана не способствует мобилизации парторганизации и демобилизует ее в деле выполнения хлебозаготовительного плана…».
Шеболдаеву приказали «немедленно принять все необходимые меры к решительному устранению демобилизационных настроений и мобилизации партийной организации и всех сил советских и заготовительных органов для полного выполнения плана хлебозаготовок этого года».
Тем не менее августовский план край выполнил всего лишь на 32%. Шеболдаев решил не спорить со Сталиным и выжать из станиц плановое количество хлеба. Сводки ОГПУ за 22 и 26 сентября 1932 года сообщали:
— Составленные райорганизациями хлебофуражные планы краевым центром резко изменены в сторону повышения сдачи товарной продукции… Получив увеличенные планы, районы не сумели их быстро перестроить, растерялись и в большинстве случаев пошли по линии механического разверстывания их. Таким образом, часть колхозов оказалась переобложенной, а другая, сумевшая «сманеврировать», наоборот, недообложенной.
— В целом ряде сельсоветов, где колхозы оказались переобложенными… работники колхозов и низовых совпарторганизаций, настроенные упаднически, отказываются от выполнения хлебозаготовок, проявляют тенденции к бегству из районов, так как, по мнению этой части, «чем повторять печальный опыт Украины, лучше скорее уйти с колхозной работы».
— Наряду с этим некоторая часть актива, в том числе и коммунистов, открыто ведет антихлебозаготовительную агитацию, в отдельных случаях переходит к прямым антипартийным рассуждениям…
— Укрытие и разбазаривание единоличниками значительного количества хлеба. Почти повсеместно фиксируются факты посылки ходоков в районы и в центр с ходатайством о снижении хлебозаготовительных заданий…
— Нездоровые настроения находят свое выражение в росте рваческих и потребительских тенденций, в открытых выступлениях на собраниях против хлебозаготовительных планов, отказах от принятия планов, падения труддисциплины, воспрепятствовании вывозу хлеба и выходах из колхозов. Характерны следующие, довольно распространенные суждения отдельных групп колхозников: «Недолго осталось мучиться: кончим обмолот, разойдемся из колхозов, жить так дальше нет смысла, единоличник гораздо обеспеченнее нас».
— Заслуживают внимания факты подачи групповых заявлений о выходе из колхозов в некоторых районах СКК, причем часть подавших заявления, не дожидаясь результатов, прекратила выход на работу, приобретая рабочий скот и инвентарь для засева озимых в индивидуальном порядке.
По опубликованным сводкам о ходе хлебозаготовок и осеннего сева 1932 года, отставание Северо-Кавказского края выглядело даже хуже Украины. Например, на 20 октября Украина выполнила план на 74,3%, а Северный Кавказ — на 45,5%. Это в среднем, а по единоличникам цифры были более удручающими. Газета «Молот» сообщала, что на 12 ноября единоличники выполнили всего 7% плана хлебосдачи, в ряде кубанских станиц осенний сев выполнили единицы, а в станице Архангельской, как и в ряде других, к севу не приступил никто. В Полтавской уровень коллективизации упал до 32%, а в Медведовской 40% хозяйств вовсе отказались от земельных паев. Ведь труд хлебопашцев стал смертельно опасным из-за бездонной выемки хлеба, и народ разбегался.
По районам Северо-Кавказского края выполнение планов хлебозаготовки резко отличалось. Например, если на 30 октября 1932 года Ремонтненский район план выполнил на 204%, Приморско-Ахтарский — на 58%, то Старо-Минской — на 3%, Брюховецкий — на 6%, Каневской, Кореновский и Кущевский — на 9%, Павловский — на 12%, Тимашевский — на 13%, Славянский — на 16% и т. д. Более отстающими были районы Кубани, поэтому они и подверглись большему разгрому.
Александр Тараненко, подполковник в отставке, краевед
Продолжение Часть II здесь.
