Фельетончик В просторный зал, где в это время суток всегда стояла тревожная тишина, Прасковья Демьяновна заходила с опаской. Слухи про него ходили разные, и один жутче другого. То, говорят, ни с того ни с сего музыка зазвучит: да была бы музыка, а то буги-вуги какие-то мерзопакостные. То вдруг взбесится и запрыгает, задрожит утюжок на гладильной доске да и начнет стреляться белыми шариками. То из разноцветного мешка, что в углу всегда стоит, завоет, замяукает, заскрипит, зазвенит, само себе скажет «Алло!» да и притихнет. Только очухаешься, дух переведешь, как уже сам мешок синим светом светится. Аккуратно двигаясь вдоль стеночки, стараясь ни до чего не дотрагиваться, Демьяновна так некстати припомнила рассказ напарницы. Не далее как в позапрошлую пятницу та вытирала пыль на тумбочке. Не успела тряпкой махнуть, как из тумбочки кто-то ехидно пропищал «На руке всех пальцев пя-я-я-я-я-ть, начинай считать опя-я-я-я-ть» и тут же из-за дверцы вывалилась уродливая, а главное, четырехпалая рука. Женщина с перепугу стулом дверцу-то и подперла. Глядит, а со стула свалилось что-то. Принялась поднимать, личиком к себе обернула, а там страх да и только: рожа вся синюшная, волосы зеленые и клыки торчат. Отшвырнула «покойницу», а та возьми и прогуди загробным голосом: «Земля пятая по размеру среди всех планет Солнечной системы» и что-то про длину диаметра. Напарницу после этих слов как ветром сдуло, только в каптерке у вахтера в себя и пришла. Зато на всю оставшуюся жизнь запомнила, какой у Земли диаметр. И такая вот «география» каждый день: то завоет, то заплачет, то песенку споет. А уж шкафчики лучше не открывать вообще: такая жуть оттуда может выползти, что ночь спать не будешь. На днях шарик выкатился — весь в колючках и вроде как пасть зубастую на Демьяновну скалит. Замигал, залился сумасшедшим смехом и исчез под столом. Демьяновна, которой и сейчас было страшно, покосилась на злополучный шкафчик, передернулась. Почудилось, что оттуда идет какой-то звук, вроде как зевнул кто-то. «Нет, — подумала бедная женщина, — это у меня уже слуховые галлюцинации на нервной почве начинаются». Однако из шкафчика снова послышался протяжный зевок. Затем раздалось что-то типа «доброе утро», но только на каком-то перековерканном языке, и снова тишина. Собрав волю в кулак, Прасковья Демьяновна осторожно приоткрыла дверцу шкафчика с нарисованными на ней стрекозками. На полке стояло розовое мохнатое яйцо с огромными светящимися глазами. Оно издевательски захихикало, рыгнуло, пукнуло, сказало «ой», подмигнуло Прасковье сразу двумя глазами и заголосило на всю округу: «Ля. Ля-ля-ля». Прасковья, не чуя под собой ног, летела словно заправский спринтер до самого кабинета начальницы. — Воля ваша, Антонина Петровна, а я так больше работать не могу. Переведите, голубушка, хоть вахтером, хоть на кухню, но убирать в группах больше не стану. Вот когда ваши дети снова начнут играть в нормальные куклы и машинки, тогда пожалуйста, а пока у них в шкафчиках монстры воют, волосатые яйца, прощения просим, воздух портят, а вместо пупсов в кроватках зомби спят, — увольте! — в сердцах сказала Прасковья Демьяновна и положила на стол заведующей детским садом «Колокольчик» заявление с просьбой о переводе на другую работу. «Действительно, надо бы сказать родителям, чтобы дети больше никаких фербиков и монстров в садик не таскали, а то уже третьего работника теряем», — подумала заведующая, протягивая своей уборщице стакан воды с валерьянкой.Фельетончик В просторный зал, где в это время суток всегда стояла тревожная тишина, Прасковья Демьяновна заходила с опаской. Слухи про него ходили разные, и один жутче другого. То, говорят, ни с того ни с сего музыка зазвучит: да была бы музыка, а то буги-вуги какие-то мерзопакостные. То вдруг взбесится и запрыгает, задрожит утюжок на гладильной доске да и начнет стреляться белыми шариками. То из разноцветного мешка, что в углу всегда стоит, завоет, замяукает, заскрипит, зазвенит, само себе скажет «Алло!» да и притихнет. Только очухаешься, дух переведешь, как уже сам мешок синим светом светится. Аккуратно двигаясь вдоль стеночки, стараясь ни до чего не дотрагиваться, Демьяновна так некстати припомнила рассказ напарницы. Не далее как в позапрошлую пятницу та вытирала пыль на тумбочке. Не успела тряпкой махнуть, как из тумбочки кто-то ехидно пропищал «На руке всех пальцев пя-я-я-я-я-ть, начинай считать опя-я-я-я-ть» и тут же из-за дверцы вывалилась уродливая, а главное, четырехпалая рука. Женщина с перепугу стулом дверцу-то и подперла. Глядит, а со стула свалилось что-то. Принялась поднимать, личиком к себе обернула, а там страх да и только: рожа вся синюшная, волосы зеленые и клыки торчат. Отшвырнула «покойницу», а та возьми и прогуди загробным голосом: «Земля пятая по размеру среди всех планет Солнечной системы» и что-то про длину диаметра. Напарницу после этих слов как ветром сдуло, только в каптерке у вахтера в себя и пришла. Зато на всю оставшуюся жизнь запомнила, какой у Земли диаметр. И такая вот «география» каждый день: то завоет, то заплачет, то песенку споет. А уж шкафчики лучше не открывать вообще: такая жуть оттуда может выползти, что ночь спать не будешь. На днях шарик выкатился — весь в колючках и вроде как пасть зубастую на Демьяновну скалит. Замигал, залился сумасшедшим смехом и исчез под столом. Демьяновна, которой и сейчас было страшно, покосилась на злополучный шкафчик, передернулась. Почудилось, что оттуда идет какой-то звук, вроде как зевнул кто-то. «Нет, — подумала бедная женщина, — это у меня уже слуховые галлюцинации на нервной почве начинаются». Однако из шкафчика снова послышался протяжный зевок. Затем раздалось что-то типа «доброе утро», но только на каком-то перековерканном языке, и снова тишина. Собрав волю в кулак, Прасковья Демьяновна осторожно приоткрыла дверцу шкафчика с нарисованными на ней стрекозками. На полке стояло розовое мохнатое яйцо с огромными светящимися глазами. Оно издевательски захихикало, рыгнуло, пукнуло, сказало «ой», подмигнуло Прасковье сразу двумя глазами и заголосило на всю округу: «Ля. Ля-ля-ля». Прасковья, не чуя под собой ног, летела словно заправский спринтер до самого кабинета начальницы. [[SAKURA{«type»:»thumb»,»id»:34724,»alt»:»»}]]— Воля ваша, Антонина Петровна, а я так больше работать не могу. Переведите, голубушка, хоть вахтером, хоть на кухню, но убирать в группах больше не стану. Вот когда ваши дети снова начнут играть в нормальные куклы и машинки, тогда пожалуйста, а пока у них в шкафчиках монстры воют, волосатые яйца, прощения просим, воздух портят, а вместо пупсов в кроватках зомби спят, — увольте! — в сердцах сказала Прасковья Демьяновна и положила на стол заведующей детским садом «Колокольчик» заявление с просьбой о переводе на другую работу. «Действительно, надо бы сказать родителям, чтобы дети больше никаких фербиков и монстров в садик не таскали, а то уже третьего работника теряем», — подумала заведующая, протягивая своей уборщице стакан воды с валерьянкой.
Страшно, аж жуть
Фельетончик В просторный зал, где в это время суток всегда стояла тревожная тишина, Прасковья Демьяновна заходила с опаской. Слухи про него ходили разные, и один жутче другого