Продолжение. Начало здесь. В станице Роговской в 1931—1932 годах зарегистрировано 185 и 190 смертей соответственно, а в 1933-м — 562, и тоже многие умершие оказались незарегистрированными. Причем если в январе — феврале 1933 года смертность была на ежемесячном уровне предыдущих лет, то в марте она возросла в пять раз, в апреле — в десять, в мае в 3,5 — раза, в июне — в 1,5 раза. Роговские старожилы рассказывали мне о смертях в соседских семьях, зачастую вымирали всем составом. А вот в книге регистрации смертей многих из них нет. Говорили, что в период массовой смертности, когда стали свозить умерших телегами на кладбище и складывать в общие ямы, там стояли регистраторы от политотдела МТС, которые записывали лишь количество доставленных трупов. Нередко привозили живых, но обессилевших от голода, которые потом ползали в общей яме, прося помочь им выбраться. Было, что некоторых и спасали, а некоторые сами выбирались из ямы. Елизавета Леонтьевна Герасименко рассказывала мне, что ее несколько раз назначали возить трупы на кладбище. Бывало, вспоминает она, что из одной хаты выносишь нескольких умерших, а какой-нибудь молодой парень еще живой. Старший от станичного Совета приказывал везти на кладбище и таких, они не сегодня-завтра все равно умрут, чтобы в эти хаты не заезжать дважды. Везешь такого, а он все повторяет: «Ой, йисточкы хочу. Ой, йисточкы хочу». Не денег просит или еще чего, а покушать. Поплачешь-поплачешь над таким, пока везешь, а на кладбище выкинешь его в яму вместе с умершими и едешь собирать других. Когда я впервые услышал от нее такое в 2003 году, у меня волосы зашевелились на голове: — А почему же таких не спасали от смерти, а валили еще живых в яму? — А кто же будет кормить, кто поить их будет, если мы и сами голодовали? Начальство ни крохи съестного нам не давало. Мы и сами могли не сегодня-завтра оказаться на месте таких же обреченных доходяг, — горестно отвечала Елизавета Леонтьевна. В Роговском загсе в качестве причин массовых смертей 1933 года писали преимущественно «общая водянка», с апреля стали добавлять и «общее истощение». Экономя бумагу и время, в загсе нередко смерть всей семьи оформляли одним листочком. Например, у Гавро Елены 10 марта от «общей водянки» умерли 20-летний сын Иван Евменович и 4-летняя дочь Александра, 8 апреля сын Николай, 14 апреля 2-летний сын Леонтий. С 15 апреля по 2 мая умерли «от общего истощения» 29-летний хлебороб Денисенко Иван Касьянович и пятеро его детей: Лидия 10 лет, Мария 9 лет, Иван 8 лет, Нина 6 лет, Николай 2 лет. 11 мая от «общей водянки» умерли 60-летние хлеборобы Супрун Федор Анисимович, его жена Евдокия Афанасьевна, их 28-летний сын Савостьян, внуки Михаил (6 лет) и Клавдия (3 года). 30 мая зарегистрирована смерть «от общей водянки» Бережного Тимофея Лукича (24 года), его жены Марии Акимовны (24 года), сыновей Ивана (8 лет), Дениса (4 года) и дочери Анны (8 месяцев). А вот загс станицы Днепровской оказался единственным, кто уже с конца января 1933 года причинами массовой смертности указывал «истощение». Если за 1929—1932 годы здесь в среднем умирали по 60—70 человек, то в 1933 году были зарегистрированы 318 смертей, а в 1934-м — 40. Среднемесячный уровень смертности оказался превышен почти вдвое в январе 1933 года, более чем в 8 раз — в марте, в 20 раз — в апреле, в 3—4 раза — в июне, июле. В станице Новокорсунской в 1933 году зафиксировано 858 смертей, а в 1934-м — 125. Также с весны отмечали повышенную смертность «от расстройства белковых веществ», «от расстройства азотистого обмена», «от упадка сердечной деятельности», а с апреля — и «от истощения». В Дербентском сельсовете в 1931 году были зарегистрированы 24 смерти, в 1932-м — 13, в 1933-м — 85, а в 1934-м — 15. Также резкий рост смертности в марте-апреле-мае 1933 года от таких причин, как «истощение организма», «воспаление кишок», «сильный понос». Незайманский загс при среднем уровне 30—40 смертей за предыдущие годы в 1933-м зарегистрировал 102 смерти. Среднемесячный уровень в январе-феврале оказался превышен в 4 раза, в марте — в 2, в апреле-мае — в 6 — 7 раз, в июне — в 4 раза. Причины — «анемия», «общая водянка», в мае, июне — «истощение». Причем от истощения умирали как кулаки (Яценко Ксения Тимофеевна 48 лет, Яценко Иван Николаевич 7 лет), так и бедняки (20 января — Потребич Анастасия Филипповна, 5 мая — Павленко Василий Парфентьевич 58 лет, 14 мая — Миньшов Тимофей Семенович 55 лет, 8 июня — Ивченко Елена Федотовна 23 лет). На хуторе Ленина книги загс сохранились частично, но и так ясно, что смертность в 1933 году возросла раза в четыре. 11 января умер от водянки живота тракторист Терещенко Андрей Феофанович, в феврале фиксировали смерти «от острого малокровия на почве хронического недоедания», в апреле, мае — массово «от воспаления почек», в июле — «от гриппа». Стринский сельсовет в 1932 году зарегистрировал 15 смертей, а в 1933-м — 48. «От дряхлости» 27 февраля в 54 года умер Ножка Лука Григорьевич, а 28 апреля 55-летний Кузьменко Иван Петрович. В июне-июле причинами смертей записаны «от расстройства питания», «от диспепсии», «воспаления легких». В Малининском загсе в 1928—1930 годы регистрировали порядка 30 смертей ежегодно, в 1931-м — 48, а в 1933-м — 113, в 1934-м — 71. Смерть «от истощения» стали записывать с 25 марта 1933 года, с апреля по июнь добавилось «воспаление почек». Общая смертная статистика по Северо-Кавказскому краю обнародована: смертность в январе 1933 г., по сравнению с январем 1932 г., выросла на 204%, в феврале — на 308%, марте — 455, апреле — 694, мае — 723, июне — 751%, а всего за 1933 год — на 345%. Но я к этим цифрам отношусь скептически. Во-первых, это «средняя температура по больнице», а горные районы и республики, хоть голод и познали, но голодомор их почти не коснулся; во-вторых, многие факты массовой смертности весенних месяцев 1933 года регистрировались позже, а то и вовсе остались без регистрации. Парижская газета «Ле Матин» в номере от 30 августа 1933 года поместила карту территорий СССР, пораженных голодом. Черным цветом были отмечены наиболее пострадавшие районы, а серым — менее пострадавшие. Казачьи земли были почти сплошь «черными», большая часть Украины — тоже. Эмигранты перепечатали в своих изданиях эту карту и отметили, что в статье «О голоде в СССР» немецкий автор писал: «Власти как раньше, так и теперь, голода не признают и даже официально его отрицают… Возможно, что вымирание казачьего населения представляет явление даже желательное для советского правительства… В Кубанскую область предполагается переселить крестьян из Воронежской губернии…». Многие казаки, жившие за границей, перестали получать весточки из дома, впадали в уныние. Участились случаи самоубийств, и кубанский атаман вынужден был издать специальный приказ, чтобы как-то помочь казакам, «попавшим под ностальгию». По разным данным 20—30 тысяч кубанцев оказалось на чужбине, в том числе сотни роговчан. Архип Семенович Круц оставил здесь жену с тремя детьми и лишь в 1939 году через международный Красный Крест добился информации о том, что его семья скончалась. Поэтому он женился на сербке Лепосаве Лазич, родившей ему дочерей Надежду и Веру. Он умер в 1962 году в городе Шабац, а в декабре 2007 года его сербская внучка Дарко Дробняк попыталась узнать о судьбе своих роговских родственников. Заведующая архивным отделом администрации Тимашевского района Татьяна Лихонина смогла выслать лишь справки из метрических книг о дате венчания Архипа Семеновича и рождении сына Ивана (1914 г.), дочерей Ефросинии (1916 г.) и Веры (1920 г.). Наши многочисленные телефонные звонки всем Круцам, проживающим в Тимашевском районе, их родственникам, расспросы старожилов картины не прояснили. Видать, вся семья Архипа Круца вымерла незарегистрированной в 1933 году. Александр Тараненко, подполковник в отставке, краевед Продолжение здесь.

Продолжение. Начало здесь.

В станице  Роговской в 1931—1932 годах зарегистрировано 185 и 190 смертей соответственно, а в 1933-м — 562, и тоже многие умершие оказались незарегистрированными. Причем если в январе — феврале 1933 года смертность была на ежемесячном уровне предыдущих лет, то в марте она возросла в пять раз, в апреле — в десять, в мае в 3,5 — раза, в июне — в 1,5 раза.

Роговские старожилы рассказывали мне о смертях в соседских семьях, зачастую вымирали всем составом. А вот в книге регистрации смертей многих из них нет. Говорили, что в период массовой смертности, когда стали свозить умерших телегами на кладбище и складывать в общие ямы, там стояли регистраторы от политотдела МТС, которые записывали лишь количество доставленных трупов. Нередко привозили живых, но обессилевших от голода, которые потом ползали в общей яме, прося помочь им выбраться. Было, что некоторых и спасали, а некоторые сами выбирались из ямы.

Елизавета Леонтьевна Герасименко рассказывала мне, что ее несколько раз назначали возить трупы на кладбище. Бывало, вспоминает она, что из одной хаты выносишь нескольких умерших, а какой-нибудь молодой парень еще живой. Старший от станичного Совета приказывал везти на кладбище и таких, они не сегодня-завтра все равно умрут, чтобы в эти хаты не заезжать дважды.

Везешь такого, а он все повторяет: «Ой, йисточкы хочу. Ой, йисточкы хочу». Не денег просит или еще чего, а покушать. Поплачешь-поплачешь над таким, пока везешь, а на кладбище выкинешь его в яму вместе с умершими и едешь собирать других. Когда я впервые услышал от нее такое в 2003 году, у меня волосы зашевелились на голове:

— А почему же таких не спасали от смерти, а валили еще живых в яму?
— А кто же будет кормить, кто поить их будет, если мы и сами голодовали? Начальство ни крохи съестного нам не давало. Мы и сами могли не сегодня-завтра оказаться на месте таких же обреченных доходяг, —  горестно отвечала Елизавета Леонтьевна.

В Роговском загсе в качестве причин массовых смертей 1933 года писали преимущественно «общая водянка», с апреля стали добавлять и «общее истощение». Экономя бумагу и время, в загсе нередко смерть всей семьи оформляли одним листочком. Например, у Гавро Елены 10 марта от «общей водянки» умерли 20-летний сын Иван Евменович и 4-летняя дочь Александра, 8 апреля сын Николай, 14 апреля 2-летний сын Леонтий.

С 15 апреля по 2 мая умерли «от общего истощения» 29-летний хлебороб Денисенко Иван Касьянович и пятеро его детей: Лидия 10 лет, Мария 9 лет, Иван 8 лет, Нина 6 лет, Николай 2 лет.

11 мая от «общей водянки» умерли 60-летние хлеборобы Супрун Федор Анисимович, его жена Евдокия Афанасьевна, их 28-летний сын Савостьян, внуки Михаил (6 лет) и Клавдия (3 года). 30 мая зарегистрирована смерть «от общей водянки» Бережного Тимофея Лукича (24 года), его жены Марии Акимовны (24 года), сыновей Ивана (8 лет), Дениса (4 года) и дочери Анны (8 месяцев).

А вот загс станицы Днепровской оказался единственным, кто уже с конца января 1933 года причинами массовой смертности указывал «истощение». Если за 1929—1932 годы здесь в среднем умирали по 60—70 человек, то в 1933 году были зарегистрированы 318 смертей, а в 1934-м — 40. Среднемесячный уровень смертности оказался превышен почти вдвое в январе 1933 года, более чем в 8 раз — в марте, в 20 раз — в апреле, в 3—4 раза — в июне, июле.

В станице Новокорсунской в 1933 году зафиксировано 858 смертей, а в 1934-м — 125. Также с весны отмечали повышенную смертность «от расстройства белковых веществ», «от расстройства азотистого обмена», «от упадка сердечной деятельности», а с апреля — и «от истощения».

В Дербентском сельсовете в 1931 году были зарегистрированы 24 смерти, в 1932-м — 13, в 1933-м — 85, а в 1934-м — 15. Также резкий рост смертности в марте-апреле-мае 1933 года от таких причин, как «истощение организма», «воспаление кишок», «сильный понос».

Незайманский загс при среднем уровне 30—40 смертей за предыдущие годы в 1933-м зарегистрировал 102 смерти. Среднемесячный уровень в январе-феврале оказался превышен в 4 раза, в марте — в 2, в апреле-мае — в 6 — 7 раз, в июне — в 4 раза. Причины — «анемия», «общая водянка», в мае, июне — «истощение». Причем от истощения умирали как кулаки (Яценко Ксения Тимофеевна 48 лет, Яценко Иван Николаевич 7 лет), так и бедняки (20 января — Потребич Анастасия Филипповна, 5 мая — Павленко Василий Парфентьевич 58 лет, 14 мая — Миньшов Тимофей Семенович 55 лет, 8 июня — Ивченко Елена Федотовна 23 лет).

На хуторе Ленина книги загс сохранились частично, но и так ясно, что смертность в 1933 году возросла раза в четыре. 11 января умер от водянки живота тракторист Терещенко Андрей Феофанович, в феврале фиксировали смерти «от острого малокровия на почве хронического недоедания», в апреле, мае  —  массово «от воспаления почек», в июле — «от гриппа».

Стринский сельсовет в 1932 году зарегистрировал 15 смертей, а в 1933-м — 48. «От дряхлости» 27 февраля в 54 года умер Ножка Лука Григорьевич, а 28 апреля 55-летний Кузьменко Иван Петрович. В июне-июле причинами смертей записаны «от расстройства питания», «от диспепсии», «воспаления легких».

В Малининском загсе в 1928—1930 годы регистрировали порядка 30 смертей ежегодно, в 1931-м — 48, а в 1933-м — 113, в 1934-м — 71. Смерть «от истощения» стали записывать с 25 марта 1933 года, с апреля по июнь добавилось «воспаление почек».

Общая смертная статистика по Северо-Кавказскому краю обнародована: смертность в январе 1933 г., по сравнению с январем 1932 г., выросла на 204%, в феврале — на 308%, марте — 455, апреле — 694, мае — 723, июне — 751%, а всего за 1933 год — на 345%.

Но я к этим цифрам отношусь скептически. Во-первых, это «средняя температура по больнице», а горные районы и республики, хоть голод и познали, но голодомор их почти не коснулся; во-вторых, многие факты массовой смертности весенних месяцев 1933 года регистрировались позже, а то и вовсе остались без регистрации.

Парижская газета «Ле Матин» в номере от 30 августа 1933 года поместила карту территорий СССР, пораженных голодом. Черным цветом были отмечены наиболее пострадавшие районы, а серым — менее пострадавшие. Казачьи земли были почти сплошь «черными», большая часть Украины — тоже. Эмигранты перепечатали в своих изданиях эту карту и отметили, что в статье «О голоде в СССР» немецкий автор писал: «Власти как раньше, так и теперь, голода не признают и даже официально его отрицают… Возможно, что вымирание казачьего населения представляет явление даже желательное для советского правительства… В Кубанскую область предполагается переселить крестьян из Воронежской губернии…».

Многие казаки,  жившие за границей, перестали получать весточки из дома, впадали в уныние. Участились случаи самоубийств, и кубанский атаман вынужден был издать специальный приказ, чтобы как-то помочь казакам, «попавшим под ностальгию».
По разным данным 20—30 тысяч кубанцев оказалось на чужбине, в том числе сотни роговчан. Архип Семенович Круц оставил здесь жену с тремя детьми и лишь в 1939 году через международный Красный Крест добился информации о том, что его семья скончалась. Поэтому он женился на сербке Лепосаве Лазич, родившей ему дочерей Надежду и Веру. Он умер в 1962 году в городе Шабац, а в декабре 2007 года его сербская внучка Дарко Дробняк попыталась узнать о судьбе своих роговских родственников.

Заведующая архивным отделом администрации Тимашевского района Татьяна  Лихонина смогла выслать лишь справки из метрических книг о дате венчания Архипа Семеновича и рождении сына Ивана (1914 г.), дочерей Ефросинии (1916 г.) и Веры (1920 г.). Наши многочисленные телефонные звонки всем Круцам, проживающим в Тимашевском районе, их родственникам, расспросы старожилов картины не прояснили. Видать, вся семья Архипа Круца вымерла незарегистрированной в 1933 году.

Александр Тараненко,

подполковник в отставке, краевед

Продолжение здесь.