Институтский двор был заполнен абитуриентами: одни машинально прохаживались взад-вперед, что-то шепча про себя; другие уткнулись в учебники, пробегая глазами тексты; третьи осторожно вытаскивали из укромных мест шпаргалки, бегло просматривали и аккуратно убирали их в те же недоступные для постороннего глаза места. Сергей Сбруев сидел на скамейке и наблюдал за всей этой предэкзаменационной суетой с насмешливым интересом: первых трех экзаменов он не боялся, был уверен в себе. Первый экзамен — сочинение по литературе. Войдя в аудиторию, Сергей уселся за последний стол, оказавшийся свободным. Перед самым началом экзамена двое парней потеснили Сбруева, тоже уселись за этот же стол. — Втроем сидеть вряд ли разрешат, — обратился Сергей к пришедшим. — Ничего, может, и не заметят. Вошел преподаватель, оглядел аудиторию и произнес, указывая рукой на последний стол: — Молодые люди, втроем сидеть нельзя, да и писать неудобно будет. Пересядьте кто-нибудь за первый стол, он свободен. Сбруев увидел, как побледнел рядом сидящий сосед, каким-то истошным шепотом дохнул на Сергея: — Парень, гибну… Пересядь ты… Сбруев пересел. А когда на доске открылись темы сочинений, удивился их несложности — как в школе.Из трех предложенных выбрал тему по роману Н. Островского «Как закалялась сталь». Это произведение ему всегда нравилось, а Павку Корчагина считал настоящим революционером. Через два дня должны были объявить оценки. Сбруев немного опоздал, так как жил не в общежитии, а у друга на окраине города. Когда вошел в аудиторию, преподаватель спросил: — Ваша как фамилия? Сергей ответил. — А, это вы сидели вот здесь, за первым столом? — Да. Лицо экзаменатора расплылось в улыбке. Обращаясь уже не к Сбруеву, а ко всей аудитории, он почти торжественно произнес: — Я подстраховался, когда сказал, что на «отлично» никто не написал. Вот он, — указал пальцем на Сергея, — написал. В его сочинении виден не только герой, но и он сам. А это, если хотите, уже творчество. Устный экзамен по русскому языку и литературе прошел гладко, историю тоже сдал хорошо. Остался четвертый экзамен — по немецкому языку. Было бы преувеличением сказать, что немецкий Сбруев знает слабо. Он его почти не знал, потому что в школе, где он учился, только в шестом классе иностранный язык преподавался полный год, а в последующих — или вообще не было немецкого, или появлялись учителя на короткий период.Вступительный по немецкому состоял из четырех разделов: чтение и перевод текста со словарем, грамматика, короткое сообщение по заданной теме (спорт, общежитие, мой дом) и разговор с глазу на глаз с преподавателем. На подготовку отводилось три дня. Все эти дни Сергей, как никогда никакой предмет раньше, учил немецкий язык. С чтением и переводом текста он, вероятно, хоть слабо, но справится. Целый день посвятил сопоставлению грамматики немецкого языка с русской. Что-то нашел схожее, что-то постарался выучить. С помощью словаря подготовил несколько фраз для сообщения по теме. А самое сложное — это беседа с экзаменатором. На всякий случай выучил по разговорнику две фразы: «Повторите, пожалуйста, еще раз» и «Я Вас плохо понял». И — наступил день экзамена. А принимал его Штезель Карл Иванович, профессор, немец по национальности. Сбруев в числе последних вошел в аудиторию, взял билет. Текст оказался не сложным, Сбруев затратил на перевод минут пять; о временах глагола прочитал только вчера и кое-что помнил; тему о родном крае кое-как скомпоновал из предложений-заготовок… Приготовился отвечать на вопросы преподавателя. Тот, как показалось Сергею, с неудовольствием смотрел на него и неожиданно что-то спросил. Ни одного слова не понял Сбруев, лишь уловил вопросительную интонацию. — Повторите, пожалуйста, еще раз, — промямлил он заученную фразу. Профессор с некоторым удивлением посмотрел на абитуриента и уже медленнее повторил вопрос. Но опять ничего не понял Сбруев. Хоть бы одно знакомое слово, хотя бы по-русски ответить… — Я вас плохо понял, — выбросил он последний козырь из тощей колоды знаний. Карл Иванович неожиданно хмыкнул: — Зато я Вас, кажется, хорошо понял. Долго учили немецкий? — Три дня, — не соврал Сбруев. Профессор раскрыл экзаменационную книжку. Долгим взглядом посмотрел на Сергея. — О-о, да у Вас уже проходной балл. Он взял ручку, некоторое время покрутил ее в руках и вдруг решительно вывел против названия своего предмета — «хорошо». — Это аванс, — уже серьезным тоном сказал он. — Вам и «уд.» хватило, но — чтоб не было трений по поводу стипендии. Вам, я думаю, лишней она не будет. А за два года Вы у меня и на немецких диалектах говорить будете. Так что — вперед! Поздравляю. Вы студент. Сбруев, ошеломленный, вышел из аудитории и только во дворе осознал полностью случившееся. Нахлынувшая волна чувств вынесла его на улицу, и ликующая радость рвалась из его души: «Я студент! Студент! Понимаете, люди, я студент!». И прохожие, видимо, понимали, оборачивались в его сторону, лица их светлели под восторженно-счастливым взглядом Сергея.Институтский двор был заполнен абитуриентами: одни машинально прохаживались взад-вперед, что-то шепча про себя; другие уткнулись в учебники, пробегая глазами тексты; третьи осторожно вытаскивали из укромных мест шпаргалки, бегло просматривали и аккуратно убирали их в те же недоступные для постороннего глаза места. Сергей Сбруев сидел на скамейке и наблюдал за всей этой предэкзаменационной суетой с насмешливым интересом: первых трех экзаменов он не боялся, был уверен в себе. Первый экзамен — сочинение по литературе. Войдя в аудиторию, Сергей уселся за последний стол, оказавшийся свободным. Перед самым началом экзамена двое парней потеснили Сбруева, тоже уселись за этот же стол. — Втроем сидеть вряд ли разрешат, — обратился Сергей к пришедшим. — Ничего, может, и не заметят. Вошел преподаватель, оглядел аудиторию и произнес, указывая рукой на последний стол: — Молодые люди, втроем сидеть нельзя, да и писать неудобно будет. Пересядьте кто-нибудь за первый стол, он свободен. Сбруев увидел, как побледнел рядом сидящий сосед, каким-то истошным шепотом дохнул на Сергея: — Парень, гибну… Пересядь ты… Сбруев пересел. А когда на доске открылись темы сочинений, удивился их несложности —  как в школе.Из трех предложенных выбрал тему по роману Н. Островского «Как закалялась сталь». Это произведение ему всегда нравилось, а Павку Корчагина считал настоящим революционером. Через два дня должны были объявить оценки. Сбруев немного опоздал, так как жил не в общежитии, а у друга на окраине города. Когда вошел в аудиторию, преподаватель спросил: — Ваша как фамилия? Сергей ответил. — А, это вы сидели вот здесь, за первым столом? — Да. Лицо экзаменатора расплылось в улыбке. Обращаясь уже не к Сбруеву, а ко всей аудитории, он почти торжественно произнес: — Я подстраховался, когда сказал, что на «отлично» никто не написал. Вот он, — указал пальцем на Сергея, — написал. В его сочинении виден не только герой, но и он сам. А это, если хотите, уже творчество. Устный экзамен по русскому языку и литературе прошел гладко, историю тоже сдал хорошо. Остался четвертый экзамен — по немецкому языку. Было бы преувеличением сказать, что немецкий Сбруев знает слабо. Он его почти не знал, потому что в школе, где он учился, только в шестом классе иностранный язык преподавался полный год, а в последующих — или вообще не было немецкого, или появлялись учителя на короткий период.Вступительный по немецкому состоял из четырех разделов: чтение и перевод текста со словарем, грамматика, короткое сообщение по заданной теме (спорт, общежитие, мой дом) и разговор с глазу на глаз с преподавателем. На подготовку отводилось три дня. Все эти дни Сергей, как никогда никакой предмет раньше, учил немецкий язык. С чтением и переводом текста он, вероятно, хоть слабо, но справится. Целый день посвятил сопоставлению грамматики немецкого языка с русской. Что-то нашел схожее, что-то постарался выучить. С помощью словаря подготовил несколько фраз для сообщения по теме. А самое сложное — это беседа с экзаменатором. На всякий случай выучил по разговорнику две фразы: «Повторите, пожалуйста, еще раз» и «Я Вас плохо понял». И — наступил день экзамена. А принимал его Штезель Карл Иванович, профессор, немец по национальности. Сбруев в числе последних вошел в аудиторию, взял билет. Текст оказался не сложным, Сбруев затратил на перевод минут пять; о временах глагола прочитал только вчера и кое-что помнил; тему о родном крае кое-как скомпоновал из предложений-заготовок… Приготовился отвечать на вопросы преподавателя. Тот, как показалось Сергею, с неудовольствием смотрел на него и неожиданно что-то спросил. Ни одного слова не понял Сбруев, лишь уловил вопросительную интонацию. — Повторите, пожалуйста, еще раз, — промямлил он заученную фразу. Профессор с некоторым удивлением посмотрел на абитуриента и уже медленнее повторил вопрос. Но опять ничего не понял Сбруев. Хоть бы одно знакомое слово, хотя бы по-русски ответить… — Я вас плохо понял, — выбросил он последний козырь из тощей колоды знаний. Карл Иванович неожиданно хмыкнул: — Зато я Вас, кажется, хорошо понял. Долго учили немецкий? — Три дня, — не соврал Сбруев. Профессор раскрыл экзаменационную книжку. Долгим взглядом посмотрел на Сергея. — О-о, да у Вас уже проходной балл. Он взял ручку, некоторое время покрутил ее в руках и вдруг решительно вывел против названия своего предмета — «хорошо». — Это аванс, — уже серьезным тоном сказал он. — Вам и «уд.» хватило, но — чтоб не было трений по поводу стипендии. Вам, я думаю, лишней она не будет. А за два года Вы у меня и на немецких диалектах говорить будете. Так что — вперед! Поздравляю. Вы студент. Сбруев, ошеломленный, вышел из аудитории и только во дворе осознал полностью случившееся. Нахлынувшая волна чувств вынесла его на улицу, и ликующая радость рвалась из его души: «Я студент! Студент! Понимаете, люди, я студент!». И прохожие, видимо, понимали, оборачивались в его сторону, лица их светлели под восторженно-счастливым взглядом Сергея.