В детстве, даже случайно, мне казалась немыслимой сама идея начать хлебать суп этим неподъемным столовым прибором, если всегда можно было взять легкую алюминиевую ложку. Едва в семье появились красивые мельхиоровые, эта тяжелая вместе с алюминиевыми отправилась в хозяйственный ящик, наполненный всяким интересным барахлом.
Вилка продержалась дольше. Средней тяжести, хорошо сбалансированная, она была идеальна… для колки орехов. Мама же предпочитала именно ею сбивать на бисквит белки с сахаром перед тем как перейти к венчику. Иногда вилка получала прописку на печной приступке: родители ею ворошили уголь в печке.
Так бы все и шло своим чередом, если бы однажды мне не вздумалось с помощью увеличительного стекла узнать, что написано на рукоятке вилки. Гравировка, едва заметная и неразборчивая, была не по силам даже для зорких детских глаз. Благодаря линзе я легко разобрал написанное латинскими буквами слово Platinum (Pt). Было еще там что-то вроде клейма и цифр, но каких именно, за давностью лет не помню. Что означает слово «платинум» я уже знал, потому что был счастливым обладателем 12-томной Детской советской энциклопедии, которую любил и часто читал.
О своем открытии я сообщил родителям. Мама, посмотрев на клеймо, рассказала историю появления в семье ложки и вилки. Когда в 1954 году после окончания Борисоглебского пед-училища ее вместе с выпускниками остальных училищ Воронежской области отправляли в Узбекистан «на поднятие культуры и образования», то в числе самых необходимых на чужбине вещей моя прабабушка вручила любимой внучке Людочке «нержавеющие» ложку и вилку. Грубую ложку по заказу сварганил из куска толстого листа нержавейки какой-то безвестный мастеровой, а вот у вилки была своя история. Она из походного столового сервиза какого-то фашистского генерала. В январе 1943 года, когда началось освобождение Воронежской области, ее в землянке, где проживал генерал, нашел солдат Красной Армии, который впоследствии обменял вилку у прабабушки на еду.
Позже я узнал, что когда-то платина была побочным продуктом добычи золота и люди настоящей ее ценности не знали долго. В России платины добывали много, куда девать, не знали, и российские крестьяне использовали этот металл даже для изготовления пуговиц.
Из него в начале XVIII века в Российской империи пробовали отливать монеты достоинством в 3, 6 и 12 рублей, но быстро свернули выпуск, так как боялись народных бунтов: население платину не признало. А в Европе испанские монархи вообще приказывали прибывающую из заморских колоний платину топить в море. Поэтому неудивительно, что кто-то приспособил этот металл для производства столовых приборов, ведь они были износоустойчивы, не окислялись, не вступали в реакцию с кислотами. Но с конца ХIX века цены на платину поползли вверх, ее стали использовать в ювелирном деле, и «излишества», вроде выпуска вилок и ложек из платины, сошли на нет.

Словом, когда наша семья поняла ценность вилки, ее не сказать чтобы сразу спрятали, но отложили. Но, тем не менее, в какой-то момент она бесследно исчезла. Позже мама призналась, что хвалилась платиновой вилкой немецкого генерала соседям. Кто же действительно взял грех на душу, доподлинно неизвестно. Скажу только, что в семье исчезновением вилки сильно не огорчились. Почему — не знаю. Может быть, потому, что понимали: выгодно реализовать ее в советские времена было нереально. А раз так, то и незачем жалеть!
А вот ложка неизвестного борисоглебского умельца до сих пор жива. И она по-прежнему не в ходу. Зато у меня теперь есть повод найти ее, показать и рассказать детям о семейной реликвии.